Прохор Иванович Дубасов пережил Суворова на двадцать три года, сохранив о нем до самой своей кончины светлые и добрые воспоминания. Дожил же он аж до 1823 года, умерев в царствование императора Александра I. Им же он был награжден классным чином и огромной по тамошним временам пенсией в 1200 рублей в год.

– Не раз уже виделись, – повторил Лешка. – И все за Дунаем. А в последний раз, пожалуй что, при Козлудже.

– О-хо-хо-о… Козлуджа эта, – вздохнул денщик. – Шибко злое то место! Барин мой сильно после той баталии от раны мучился и душою весьма болел. Басурман ведь он разбил, а его еще и виноватить в том стали. Ох, вот ведь, опять этот мой язык! И чего вот разболтался?! – и он потешно постукал по губам ладонями.

– Так он же без костей, Прохор. Ему-то что?! – усмехнулся Егоров.

– Ох, ваша правда, господин майор, – капрал горестно покачал головой. – И ведь верно вы говорите – без костей он, вот и мелет, чего только захочет. Давайте скидывайте свой доломан, а я вам сейчас из ковшика полью. Вы какую больше признаете: тепленькую али холодную?

– Ого, вот это сервис! – усмехнулся Алексей. – Я говорю – какой молодец ты, братец. Ловкий и умелый. Повезло их превосходительству с тобой. Давай-ка лучше тепленькую. Холодную мы лучше для Александра Васильевича оставим. Я помню, как он на тебя за нагретую в Румелии пенял.

– Да, а че не пенять-то? По три раза же обливается Ляксандр Васильевич! Ведра таскать замучаешься, а ему все студеную подавай, – ворчал Прохор, поливая из ковшика на плечи Лешки.

Пока он обтирался чистой тряпицей, денщик умело и быстро выбил пыль из егерского доломана и из картуза и подал вещи Алексею.

– О, ну вот, теперяча можно смело и к генералу идти! – удовлетворенно потеребил усы Прохор. Как вам оно?

– Словно заново родился, Прохор Иванович, – улыбнулся Алексей. – Спасибо тебе. Это тебе на гостинец. Вон, на тот же кренделек с маком, – и сунул в руки отнекивающегося денщика гривенник. – Да я от чистого сердца, ну же, Пасхальная неделя ведь идет!

– Ну тады ладно, благодарствую, вашвысокоблагородие. На гривенный мне даже и на пару стопок хватит, и тем же крендельком закусить, – и Прошка лукаво сощурился.

– Растешь, голубчик, уже майор! Премьер-майор! – Суворов, подскочив к представившемуся по всей форме Егорову, с радостной улыбкой тряс его за плечи. – А я тебе говорил, соколик, что ежели тебе крылышки не подрежут – так ты высоко еще взлетишь! Слыхал я про твой перевал, а то как же! Хорошее, славное дело у тебя там вышло! Жаль только, что меня тогда на командовании уже не было. Бригадой Заборовского там бы мы точно не обошлись! Всей дивизией бы по османскому Бургасу ударили, а потом марш, марш – и на Царьград! Все! И проливы наши! Ну что поделать, видать, всему свое время! Рад, очень рад, что ты ко мне со своими стрелками сюда пришел, знаю я, что ты сейчас Очаков с егерями стережешь. А на Буге у тебя вот такенный замок для турок на границе навешен, – развел он руками. – Но и здесь для вас будет у меня хорошее дело. Петька! – крикнул он, выглянув из шатра. – Вестовому пулей к бригадиру! К тому, что к нам из военной коллегии недавно прибыл. Пускай он сюда быстрее идет!

И снова обернувшись к Алексею, внимательно его оглядел с головы до ног.

– Егерь, что-то не похоже, что ты две недели в пути верхом был: лицо у тебя чистое, румяное, а с мундира вся пыль сбита. Ты часом не в бане, перед тем как мне представиться, помылся?

– Да не-ет, ваше превосходительство, – покачал головой Егоров. – Только лишь умылся. Почистил мундир и амуницию. Как же мне в грязнулях-то быть, да перед любимым генералом?

– Прошка! – выкрикнул Александр Васильевич. – А ну-ка, поди сюда быстро, плут ты эдакий!

В шатер пулей влетел денщик.

– Ко мне во-он какие майоры, все прям ухоженные заходят, а твой генерал даже и малым ковшиком ополоснуться не может. Говори как на духу сущую правду: воду мне наносил?

– Все, как и положено, батюшка барин! – капрал вытянулся по стойке смирно. – Не извольте беспокоиться! В теньке вас те ведерочки ждут!

– А холодна ли та водица? – строго вглядываясь в денщика и подозрительно щурясь, спросил Суворов.

– Ох и студеная, батюшка барин, – поежился Прохор. – Ажно зубы от холода сводит.

– Ну, пошли тогда, – милостиво кивнул генерал. – Поглядим, какая она там нонче. Но смотри, ежели ты меня обманул, прохвост, то палочек точно получишь! Посиди пока в шатре, голубчик, – Суворов кивнул на скамейку. – Посиди, майор, посиди, а мы с Прошей совсем скоро управимся. Да и немец этот вот-вот уже должен сюда, в шатер, подойти.

Генерал с капралом вышли за полог, а Алексей, сидя на скамейке, собирал воедино обрывки фраз полководца: «Немец», «Бригадир из коллегии» и еще та формулировка в письме от Баранова – «В ставке Суворова А. В. поступите в прямое распоряжение хорошо знакомого вам лица». Все «пазлы» в уме теперь сложились воедино. Егоров уже прекрасно понимал, кого он совсем скоро здесь увидит. Поэтому, когда послышались шаги, откинулся полог у шатра, он уже стоял по стойке «смирно» и радостно приветствовал своего давнего начальника и благодетеля.

– Ваше высокородие, премьер-майор Егоров с особой ротой егерей прибыл под ваше командование! Рад служить под вашим началом, Генрих Фридрихович!

– Ох и плут же ты, Егоров! – покачал головой барон. – Сразу видать, догадался, что именно меня здесь увидишь?! Ну никакой нечаянности с тобой не получилось. Иди давай сюда! – и он крепко стиснул плечи егеря.

«Стареет фон Оффенберг. Даже на сантименты, вон, потянуло, – с улыбкой подумал Алексей, разглядывая бригадира. – Но так-то он молодцом держится. Уже ведь за пятьдесят дядьке, а он все такой же бодрый и подтянутый».

Генрих Фридрихович со своей стороны также разглядывал егеря.

– Три года с тобою не виделись, ажно с самой Москвы. Гляди-ка, повзрослел парень, возмужал. Как же, не мальчишка ведь уже, а муж зрелый. Знаю, знаю, зимой два года будет, как ты женился. Сын уже у тебя растет. Достойно сие. Молодец, искренне за тебя рад, Алексей! А я ведь тебе говорил, вспомни: пора, пора уже остепениться, а то, вон, будешь как я. Тут уже старость на пороге, а ни семьи, ни кола и ни двора, одни лишь только дела государственные.

– Спасибо, ваше высокородие! – поблагодарил бригадира Лешка. – Не наговаривайте на себя, вы-то еще ого-го-о! Ко мне бы в гости, на Буг заехали? Отдохнули бы там хоть немного? Вы же ведь все время в делах и в заботах. О себе вовсе не думаете! Ну вот что вы в самом-то деле?

– Заеду, а что, почему бы и нет! – улыбнулся барон. – Только давай-ка пока мы вот тут, в Крыму, со всеми важными государственными делами разберемся. Развяжем, так сказать, все узелки, а потом и отдыхать уже станем. И чем скорее мы это здесь сделаем, тем быстрее все дома окажемся. Тянет ведь домой? Не отвечай, сам знаю, что тянет. Так, давай-ка мы пока Александра Васильевича ждать не будем, его там наш главный инженер перехватил и что-то там настойчиво объясняет. Моя карта у него и так на столе, пошли к ней. Гляди, перед тобой весь наш Крымский полуостров, – кивнул он на огромный расстеленный лист. – Мы сейчас находимся вот здесь, – указал он на точку ближе к нижнему левому углу. – Еще чуть южнее Бахчисарай с ханским городом и дворцом, а еще дальше развалины Херсонеса и море. На западе у нас Гезлев, или, как его называет Суворов, Козлов. На востоке, за горной грядой стоит Судак, далее будет Кафа (Феодосия), а еще дальше Керчь и Еникале. Так, северный Крым в настоящее время нас пока не интересует, все основные события сейчас происходят вот здесь, – и барон обвел рукой всю южную часть полуострова. – Эти Таврические горы протянулись на сто пятьдесят верст вдоль моря, а ширина их где-то около пятидесяти верст. Именно здесь сейчас и происходят все основные события. Выбитые из степи нашей конницей повстанцы большей частью сложили оружие и живут до поры до времени мирно, ну а некоторые из них укрылись в горах и время от времени делают вылазки.