— Что потерял, Айво?

— Сейчас, сейчас…

Блумберг достал цилиндр-фонарь, который нашел в разбитом флайте, и задумчиво посмотрел на него.

— Что это? — поинтересовался Ричард.

Пару секунд Айво смотрел на напарника, потом ответил:

— Этот фонарь я нашел в кабине.

— Фонарь?

— Может, не фонарь, а указка. Лазерная.

Блумберг на секунду включил сиреневый луч.

Ричард осторожно взял черный цилиндр и поднес к глазам. Потом примерил к пазу.

— Не подходит. Отверстие больше.

Астронавты переглянулись. Ричард, больше не говоря ни слова, все-таки попробовал вставить цилиндр в отверстие и надавил, но ничего не произошло.

— Не может быть, чтоб вот так, все артефакты — а это, похоже, тоже артефакт, — которые у нас, подходили ко всем пазам и дырам в этом подземелье! У меня такое впечатление, что сейчас мы с тобой найдем еще что-то, куда можно будет пристроить параллелепипед Джонсона. Это нонсенс, такое бывает только в детских компьютерных квестах! — Сноу чуть отодвинулся от металлического постамента.

— Но все артефакты найдены именно здесь! — возразил Айво.

— Нет у нас в этом стопроцентной уверенности, — не согласился с ним Сноу. — Да, фонарь-указку ты нашел рядом, а насчет шара и параллелепипеда мы можем только предполагать.

— Но где же тогда все эти артефакты валялись?

— Послушай, откуда я знаю? Может быть, где-то здесь, — Ричард встал и театральным жестом обвел окружающий их мрак. — Но только у нас с тобой нет необходимой аппаратуры, чтобы приступить к серьезным поискам… Кроме твоего дурацкого анализатора.

— Дался тебе мой несчастный анализатор… И не мой он вовсе.

— И потом, даже если они все хранились тут, не факт, что и применять их надо здесь…

— А шар?

— Да, шар — да. Шар — это ключ, отмычка, потому он и невидим… — Сноу замолчал на полуслове. — Айво, мы с тобой совсем выпустили из виду одну вещь. Ведь шар был, как бы это сказать… замаскирован под камень. Жиресс и Бругер подобрали его как минеральный образец, не подозревая, что он представляет собой на самом деле. Это потом, из-за манипуляций дроида Добровольского, он сбросил свою маскировку.

Ричард вдруг замолчал.

— Сбросил, мы это с тобой давно знаем, — ответил Айво.

— Айво, мы с тобой…

— Что?

— Шар числился в коллекции Добровольского под номером 3779 дробь 2, так? — Блумберг кивнул. — Но в коллекции остался и № 3779, который без дроби. Ты понял?

Айво вынул указку-фонарь из отверстия, повертел в руках и положил в карман. Потом он поднялся и посмотрел в упор на Сноу:

— Ты хочешь сказать, что на Земле остался…

— Да, Айво! На Земле остался образец под номером 3779, который, возможно, способен тоже превратиться в Хрустальный шар.

— А, может, и не только в шар, а, к примеру, в параллелепипед или фонарь-указку, — закончил Блумберг.

Сноу обернулся и вгляделся в темноту:

— Айво, на одном из уровней должен быть еще один выход.

— Откуда такие знания? — Айво опять потянулся к баллону, но на полпути убрал руку.

— В любом крупном и сложном сооружении должен быть запасный выход. Это подсказывает элементарная логика.

— Чья логика? Кто все это тут построил? Земляне? Нет! А если это не земляне, то наша логика не может быть применима, — отрезал Блумберг.

— Ничего подобного! Мы же с тобой поняли логику управления лифтом! Так, вставай давай — и на поиски!

— Что искать-то? — спросил Айво, поднимаясь с постамента. — Дверь, туннель, колодец, что?

Сноу посмотрел на шведа:

— Не знаю, старина, но если не найдем — нам крышка.

Уве Фергюссон, завидев вдали цилиндры и башни станции «Атлантида», опустил флайт почти до самой поверхности и сбросил скорость. Металлические створки большого ангара стали медленно расходиться в стороны и впустили машину, раскаленную лучами Арлекина. Норвежец выключил двигатели и примостил аппарат между стареньким грузовым флайтом и ремонтным боксом. Едва слышный высокий свист гравитаторов стал стихать.

Спрыгнув на землю, Уве потянулся, разминая затекшую спину и ноги, с удовольствием ощутил прохладу ангара. Взглянул на большой термометр на центральном табло. Он показывал плюс двадцать восемь. Но после сорока семи снаружи здесь просто свирепствовал полярный холод.

Уве обошел флайт и направился к двери с табличкой «Вход на станцию». Первым делом, пройдя по выкрашенным в кремовый цвет коридорам, он заглянул в диспетчерскую. Там невысокий Густав, надев наушники, спорил с кем-то из пилотов.

— Густав! — тихо позвал его Уве.

Диспетчер, скорее, заметив движение в дверях, чем услышав норвежца, обернулся и снял наушники:

— А, Уве! Привет.

— Привет, старина. Как дела?

— Все под контролем. Ты же видишь…

Из динамика выплеснулся голос:

— Густав, черт тебя подери, ты что там замолчал? Я тебя еще раз спрашиваю, когда прилетит ремонтная бригада? Мне здесь что — ночевать прикажешь?

— Бригада скоро вылетает. Ты не один такой горемыка. Потерпи.

Густав, ответив, щелкнул тумблером, отключая собеседника.

— Вижу, что всё в полном порядке, — улыбнулся Фергюссон.

Диспетчер развернул кресло и задумчиво посмотрел на норвежца, потом криво улыбнулся:

— У нас всё под контролем, даже пожары на станции.

— Да, пожары… — Уве вспомнил тот день, когда загорелось одно из помещений продуктового склада. — Кстати, а как поживают члены комиссии с Земли?

— А-а, эти, обмороженные… Да ничего, вроде на поправку идут.

— Пойду-ка проведаю их. Как-никак, я их встречал на Мачте, сюда привез. В спасательной операции участие принимал. Несу, так сказать, некоторую ответственность за них.

— Ну-ну… — неопределенно протянул Густав и снова повернулся к диспетчерскому экрану.

Фергюссон отделился от дверного косяка и зашагал по коридору в сторону медблока.

Айво и Ричи до сих пор находились в местном госпитале. Несколько дней, проведенных в подземных пещерах, сильно сказались на их здоровье. Нашли их примерно в сотне километров от места гибели Жиресса и Бругера. И одним из первых, кто примчался на неожиданно включившийся маячок Блумберга, стал именно Уве Фергюссон, норвежский планетолог, работающий в системе Арлекина вот уже три года.

— Уве, здорово! — радостно приветствовали его члены комиссии по каталогизации. — Авиценна[28] обещает нас завтра выписать, представляешь?