ВОТПАПАОНБОЛЬШОЙИСИЛЬНЫЙПАПА ТЫПОИГРАЕШЬСДЖЕЙНПАПАУЛЫБАЕТСЯ УЛЫБАЙСЯПАПАУЛЫБАЙСЯУЛЫБАЙСЯ

Когда Чолли было четыре дня от роду, мать завернула его в два одеяла, а сверху еще и в газету, и положила на кучу мусора возле железной дороги. Но Джимми, двоюродная бабушка Чолли, заметила, что племянница потихоньку вышла из задней двери с каким-то свертком, и пошла за ней. Ребенка Джимми спасти успела, а его мать хорошенько отлупила ремнем для правки бритвы и больше к мальчику не подпускала.

Тетушка Джимми сама вырастила Чолли, но иногда все же с удовольствием рассказывала ему, как спасла его от родной матери. От нее же он узнал, что у его матери всегда были нелады с головой. Впрочем, возможности самому убедиться в этом у него не было, потому что вскоре после той порки ремнем для правки бритвы его мать сбежала из дому, и с тех пор о ней не было ни слуху ни духу.

Чолли всегда был благодарен тетушке Джимми за то, что она его спасла. Вот только иногда — например, когда она при нем пальцами ела цветную капусту и противно чавкала, показывая четыре золотых зуба, или когда он чувствовал ее запах, кислый и острый, потому что она вечно носила на шее мешочек с асафетидой, или когда зимой заставляла его для тепла спать с ней в одной постели и он видел в вырезе ночной рубашки ее старые сморщенные груди, — ему приходило в голову, что, может, лучше бы он тогда все-таки умер на куче мусора возле какой-нибудь старой автомобильной покрышки под бархатным черным небом Джорджии.

Он закончил уже четвертый класс, когда у него наконец хватило мужества спросить у Джимми, кто его отец и где он.

— Я думаю, один из парней Фуллера, — сказала она. — Он тогда все около твоей матери ошивался, а потом быстренько смылся, когда узнал, что ребенок будет. Наверное, в Мэйкен подался. В общем, или он, или его брат. А может, и оба. Я слышала, как старик Фуллер однажды что-то на сей счет говорил.

— А как его фамилия? — спросил Чолли.

— Ну конечно же Фуллер, глупыш!

— Нет, я хотел узнать, как его полное имя.

— Ну… — Тетушка Джимми даже глаза закрыла, пытаясь припомнить, потом со вздохом призналась: — Нет, не помню. Фуллер — и все. Может, Сэм? Сэмюэл? Нет. Как-то не так… Сэмсон он был. Сэмсон Фуллер.

— А почему ж тогда меня никто Сэмсоном не назвал? — очень тихо поинтересовался Чолли.

— С чего бы это? Да твоего отца к тому времени, как ты родился, и с собаками было не найти! А твоя мать тебе и вовсе никакого имени не дала. Еще и девяти дней после родов не прошло, как она тебя на мусорную кучу пристроила. А я тебя оттуда забрала, да сама и именем тебя на девятый день нарекла. В честь моего покойного брата. Чарлз Бридлав его звали. Хороший был человек. А что хорошего тебе имя Сэмсон дать могло? Да ничего!

Больше Чолли ни о чем не спрашивал. Через два года он бросил школу и стал работать на мукомольном комбинате Тайсона, при котором был магазин детского питания. В основном он подметал пол и выполнял различные мелкие поручения; иногда еще взвешивал мешки и ставил их на подводы. А иной раз ему разрешали даже проехаться вместе с ломовым извозчиком. Это был милый старик по прозвищу Дубок. Он рассказывал Чолли всякие истории из стародавних времен о том, как все было до Закона о равноправии[16]. Как после объявления, сделанного президентом Линкольном, черные радовались, кричали и пели.

А еще он рассказывал всякие истории о привидениях; например, как один белый отрезал своей жене голову, а тело ее утопил в болоте, и это лишенное головы тело вставало по ночам и, спотыкаясь, бродило по двору, налетая на все и переворачивая разные предметы, потому что видеть-то оно не могло, и все время плакало и просило дать ему гребень, чтобы волосы расчесать. Они довольно часто беседовали о женщинах, которых у Дубка когда-то было немало, и о тех драках, в которых он участвовал, когда был молодым. А еще он рассказал Чолли, как ему однажды удалось уболтать тех, кто хотел его линчевать, и избежать казни, хотя очень многим повезло гораздо меньше. Чолли старика просто обожал. И через много лет, уже став взрослым, часто вспоминал, как много приятных часов провел когда-то в обществе Дубка. Был, например, такой замечательный случай. 4 июля, в День независимости, на устроенном церковью пикнике отец одного семейства вознамерился с маху разбить большой арбуз. Вокруг него тут же собрались дети, в том числе Чолли. Дубок болтался чуть поодаль и явно предвкушал развлечение; по лицу его бродила слабая лукавая улыбка. Отец семейства, крупный мужчина, легко поднял арбуз над головой — и Чолли показалось, что он выше деревьев, да и солнце совсем скрылось за вознесшимся ввысь огромным арбузом, — и на несколько мгновений застыл, наклонив голову и высматривая подходящий валун. Чолли, глядя на его мощную фигуру, словно выгравированную на фоне ярко-голубого неба, чувствовал, как по рукам и по шее у него ползут мурашки. Ему вдруг показалось, что так должен выглядеть сам Господь Бог. Нет, нет, тут же подумал он, Бог — это хороший добрый старик с седой головой, длинной седой бородой и маленькими голубыми глазками, которые смотрят печально, когда люди умирают, и зло, когда кто-то совершает дурные поступки. Скорее уж так мог выглядеть дьявол — это он держит в руках земной шар и готовится так шарахнуть его об камень, чтобы вывалились и испачкались все его красные внутренности, а «ниггеры» смогли бы полакомиться этими сладкими теплыми внутренностями земли. Ну что ж, если дьявол выглядит действительно так, то Чолли он нравился, пожалуй, больше. Он никогда особо не задумывался о Боге, однако его страшно интересовала и возбуждала уже сама идея существования дьявола. Значит, сейчас этот могучий чернокожий дьявол, закрывающий собой солнце, готовится вдребезги расколоть земной шар…

В отдалении кто-то заиграл на губной гармонике; музыка поплыла над полями сахарного тростника и нырнула в сосновую рощу, спиралью обвивая стволы деревьев и смешиваясь с густым запахом хвои. Чолли даже не сразу понял, что окутало его такой плотной пеленой — звуки музыки или этот запах.

Могучий отец семейства резко опустил арбуз на острый край валуна, и над толпой собравшихся повис стон разочарования. Арбузная корка лопнула крайне неудачно, образовав дыру с неровными краями. Вместо того чтобы расколоться пополам, арбуз просто развалился, и куски корки и красной мякоти разлетелись по траве.

Дубок так и подскочил. «Ай-яй-яй, — запричитал он, — и серединка-то вся выскочила!», однако в голосе его Чолли услышал не только сочувствие, но и определенное удовлетворение. Ребятня сразу стала высматривать, куда отлетела красная сердцевина арбуза, самая вкусная его часть, не имевшая ни корки, ни семечек. Оказалось, что она подкатилась прямо к Дубку, почти к самым его ногам, и Дубок, разумеется, наклонился и поднял ее. Сердцевина так и сочилась соком и была красная, как кровь, а края чуть бледнее, сахарно-сладкие даже с виду. Все это обещало почти непристойное наслаждение. «Ну, Дубок, — рассмеялся отец семейства. — Она твоя, забирай!» Дубок улыбнулся и отошел в сторонку. Малышня тут же кучей налетела на рассыпавшиеся по земле куски арбуза. Женщины заботливо выковыривали семечки, чтобы сунуть вкусный кусочек самым маленьким, да и себе чуточку отломить. Поймав взгляд Чолли, Дубок поманил его: «Иди сюда, парень, давай вместе полакомимся».