В сорока метрах от них, в кустах акации, раздался выстрел. Рядом с головой начальника ОРУ просвистела пуля. Она ударилась в мраморную колонну, срикошетила и ушла в небо. Крошки мрамора рассекли Мишке лицо, но он не замечал боли. Откатившись за укрытия, которые были поблизости, опера беспорядочно защелкали затворами табельных пистолетов.

— В Заболоцке это в первый раз! — крикнул Андрей из-за бочки с песком.

На ней так и было написано: «песок». Именно эта надпись заставляла многих людей, проходящих мимо РОВД, заглядывать в бочку. Так уж устроен человек.

Никитин высунулся из-за колонны, дважды выстрелил по кустам и прокричал:

— Мишка! Он живой нужен!

Саморуков вскочил и бросился к кусту. Трое оперативников, опустошая магазины, прикрывали его бег. Из кустов один за другим прозвучали еще два выстрела. Мишка упал на землю и откатился в сторону.

— Из «ТТ» лупит! — в запале прокричал Стариков.

Видя, что до кустов Саморукову остается не более десяти метров, Саша отбросил в сторону пустой магазин и, перезаряжая на ходу оружие, бросился на помощь другу.

В этот момент на крыльцо выбежал начальник РОВД, встал как памятник и завопил:

— Что здесь происходит, мать вашу?!

— Здесь стреляют! — заорал Стариков, бросился к седому майору и сбил его с ног. — Пистолетик есть?!

Никитин с Мишкой, держа перед собой стволы, вломились в кусты. Саморуков на всякий случай трижды выстрелил перед собой ниже пояса, туда, где, по всей вероятности, должны были находиться ноги стрелка.

— Не стреляй! — приказал Никитин, которому были не видны действия Саморукова.

В кустах никого не было. Стрелок исчез.

Никитин выбежал из кустарника и тут же стал давать все необходимые распоряжения. Майор стоял перед ним и послушно кивал, хотя не имел ни малейшего понятия о том, кто перед ним. Первое, что пришло ему в голову, — нагрянула проверка из управления. Еще он думал о том, что вряд ли получит медаль за то, что на вверенный ему РОВД средь бела дня совершаются вооруженные нападения.

— Операцию «Перехват» по городу, быстро! Он мог быть на машине! Пусть патрули перекроют все улицы, прилегающие к райотделу! Весь личный состав вооружить и направить на улицу! Приметы нападавшего: рост около ста восьмидесяти, на вид пятьдесят лет или чуть больше, волосы зачесаны назад, с сединой, глаза серые, нос с горбинкой! Вперед, майор, командуй же, ради бога!.. — Никитин поглядел на оперативников. — Вы со мной!.. Майор, гильзы в кустах заберите и пулю в стене! Две рикошетом ушли!..

Пробегая мимо злополучных кустов акации в сторону улицы, ведущей в город, Стариков со злостью пнул смятую банку из-под колы, лежащую в траве.

— Вот сука!.. Что было бы, если бы он стрелять умел?! Из «ТТ» на сорок метров шмалять — одно удовольствие. Это из такой вот пукалки только застрелиться без промаха можно. — Он потряс на бегу «макаровым».

— Как ты его рассмотреть успел? — тяжело дыша, спросил Булгаков. — Я вообще в кустах никого не видел!

— А мне не нужно было его рассматривать. Я знаю, как выглядит Шостак.

Черников еще не успел просмотреть и половины журнала «Медведь», как услышал шаги в коридоре. Если это дежурная медсестра, то ему несдобровать. На просмотр телепередач и чтение для больного Черникова было наложено табу. Людям с сотрясением мозга прописывается пироцетам и глюкоза внутривенно, но никак не просмотр журнальных девиц. С быстротой, не свойственной тяжелобольным, он свернул журнал и спрятал его под матрас.

Но это была не медсестра. В палату, открыв дверь так осторожно, словно за ней прятался дракон, заглянул Перов — опер из райотдела. В одной руке он сжимал огромный апельсин, второй придерживал белый халат, сползающий с плеч. Петров воровато оглянулся, из чего Черников сделал вывод, что тот находился в больнице не совсем законно, и как уж проскользнул в палату.

— Ты где халат похитил? — поинтересовался Сергей.

— Тихо! — зашипел Перов. — Я здесь инкогнито. Халат у сеструхи взял, она в гастрономе работает. Когда осмотр?

— Ну, минут через сорок.

— Успею. Короче, Никитин звонил. У них в Заболоцке пальба была. Какой-то урод вашу группу из «ТТ» обстрелял прямо у райотдела.

— Как они?.. — Черников оторвал голову от подушки.

— Нормально все. Саморукову щеку мраморной крошкой оцарапало. Что с вашей бандой случиться может? — Перов осекся, вспомнив, где находится. — Все в порядке.

Черников положил голову на подушку, но с его лица никак не могла сойти тревога. Сколько он уже в больнице? Десять дней. Если бы не постоянная боль в пальце, вернее на том месте, где он был еще недавно, то Черников уже покинул бы стены больницы. На опера давила постоянная официальная забота врачей о его здоровье, эти уколы и масса запретов. Курить нельзя, читать тоже, телевизор — боже упаси. А какого дьявола еще делать-то в этой больнице? Лежать, как овощ?

«Да, лежать и не шевелиться! — грозно приказала ему три дня назад старшая медсестра. — По подвалам нужно меньше лазать».

С тех пор, чтобы его не повязали с поличным, Черников взял за правило курить не в туалете, а в палате, открыв окно.

— И еще, Серега… — Перов замялся.

— Что? — Черников, даже не приняв информацию, почувствовал, как сжалось сердце.

Что-то случилось.

Что-то случилось. Перов здесь не затем, чтобы накормить его апельсином.

— У Сани дочь пропала.

— Что? — У Черникова перед глазами вспыхнули два фиолетовых фонаря. — Как это пропала?!

— Утром жена Никитина ее в магазин отправила, за хлебом…

— Ну?! Хватит сопли жевать! Что дальше?!

— Уже четыре часа прошло, а ее все нет. Татьяна родителей обзвонила, думала, может, девчонка рамсы попутала, по подругам пошла. Бесполезно, ни у кого ее нет. Она, в смысле — жена Никитина, в управу позвонила, а там ее отфутболили в наш райотдел.

— Они в курсе были, чья она жена?! — Черников был похож на огромного взъерошенного воробья. — Они в управе в курсе, чья Машка дочь?!

— Бывшая жена, — поправил Перов.

— Но дочь — не бывшая!

Никитин разошелся с женой год назад, дочь свою любил без памяти. Все это знали, и гнев Черникова объяснялся только этим.

— Все они в курсе. Дежурный по управлению тут же Смыслову доложил, а тот велел заявление перенаправить в наш райотдел, по территориальности. Дежурный стал упираться, мол, группу собирать надо, а генерал давай слюни метать. У нас, говорит, все равны. Мол, по закону заявление гражданки Никитиной должны принять в районном отделе внутренних дел по месту жительства, и вообще, четыре часа — не срок. Вот, дескать, сутки пройдут, тогда можно и без вести пропавшей Никитину объявлять. У нас, конечно, на это мнение болт положили. Весь райотдел уже час территорию перепахивает…