Вот почему Мерик начал использовать стратегию, о которой узнал от своей тети Иврены, и это позволяло ему наглядно показать, насколько каждая воздыхательница не подходит на роль принцессы, или как некомпетентен тот или иной моряк, визирь или дипломат.

Мерик приглашал недруга танцевать «Четыре шага», и во время танца тот выглядел идиотом.

Мерик довел до совершенства этот традиционный нубревенский танец, проводя часы на реках и в бухтах Нубревены и вынуждая своих людей практиковаться в нем после тренировок по стрельбе и борьбе. Для «Четырех шагов» требовалась такая сноровка, что если человек был способен исполнять его на накренившейся палубе корабля, то легко смог бы драться и обороняться. Хотя Мерик сначала и высмеивал эту идею, после нескольких лет тренировок в «Четырех шагах» он оценил, насколько эффективным инструментом может быть танец в самых разных сферах.

До сегодняшнего дня. Потому что эта девушка танцевала хорошо.

Простой четырехтактовый ритм сменила тягучая песнь струнных. С безмолвной молитвой к Богу, сидящему на Коралловом троне, Мерик шагнул вперед, чтобы сделать движение, которое называют «Маршем господствующего моря». Затем он остановился с поднятой вверх открытой рукой.

Молодая донья ринулась вперед и, к его абсолютной ярости, подмигнув ему, в двух шагах от него почти без усилий исполнила великолепное вращение, а затем встретилась с ним, также подняв руку верх. Это был «Вальс переменчивой реки» во всей красе.

Свободные руки они повернули так, чтобы соединить ладони. Единственным утешением Мерика, пока они скользили в следующей фигуре танца, было то, что грудь Сафи вздымалась от усталости, а лоб блестел от пота.

Мерик обхватил девушку правой рукой и, без малейшей свирепости, покружил ее и притянул к своей груди. Рука с широко расставленными пальцами скользнула по животу Сафи. Ее левая рука замерла, и Мерик поймал ладонь.

После этого началась самая сложная часть танца – стремительное движение ног, поток чередующихся прыжков и смены направлений.

Уклоны бедер, которые противились движению ног, как корабль – бурям на море.

Пальцы Мерика скользили вниз по рукам, груди, талии девушки – как капли дождя по парусу.

Они двигались под музыку все дальше и дальше, пока не вспотели. Пока не подошли к третьей фигуре.

Мерик повернул девушку к себе, чтобы еще раз встретиться с ней взглядом. Ее грудь ударилась о его – для нубревенки Сафи была очень высока. Он не понимал, насколько, до того самого момента, пока их глаза не встретились, а прерывистое дыхание не смешалось.

Ритм музыки снова нарастал, ноги Сафи обвили ноги Мерика, и он совсем забыл о том, кто она и почему он начал с ней танцевать.

Потому что ее глаза были как небо после шторма.

Его магия Ветра сама очнулась и замерцала. Мерик не был сильным магом, к тому же был вынужден сдавать экзамен очень молодым. Но в этот момент в нем проснулась необузданная сила. Каждый вздох его легких создавал вихрь, приподнимавший длинные волосы девушки и подол ее юбки.

Она же словно не обращала на это внимания. Лишь не отводила взгляда от его лица, и в ее глазах бушевало настоящее пламя – вызов, который все дальше затягивал Мерика в круговорот танца. Музыки. Этих глаз.

Каждый ее прыжок назад – движение, подобное борьбе течения моря и реки, – отзывался грубым хлопком по спине, когда Мерик снова хватал ее в объятия. Каждый прыжок и хлопок девушка сопровождала сильным ударом каблуками. Еще один вызов, с которым Мерик раньше никогда не сталкивался, но он тоже подпрыгивал все выше и выше, стуча своими каблуками в ответ. Ветер кружился вокруг них, как нарастающий ураган, и они были в самом эпицентре.

И девушка ни разу не отвела взгляд. Ни разу не отступила.

Даже когда начались последние аккорды мелодии – резкий переход от циклона струнных к басовым нотам, сопровождающим каждую бурю, Мерик не мог осмыслить, как крепко он приник к девушке. Образно. Буквально.

Они были одного роста, и сердца стучали друг напротив друга. Он водил пальцами по ее спине, плечам и рукам. Будто падали последние капли сильного дождя.

Музыка замедлилась. Сафи отстранилась первой, делая назад необходимые четыре шага. Мерик не отводил взгляда от ее лица, лишь отстраненно заметил, что, когда она отодвинулась, его магия Ветра успокоилась. Юбка Сафи перестала вздыматься, ее волосы улеглись обратно на плечи.

Затем он тоже отошел на четыре шага назад и сложил руки на груди. Музыка стихла.

Разум вернулся к Мерику, а с ним и тошнотворная уверенность, что бог смеется над ним на своем Коралловом престоле на дне моря.

Один за другим члены племени Миденци подходили поприветствовать Ноэль.

Ее волосы были растрепаны, а обрезанные кончики щекотали шею, но, как и подобает ведьме Нитей, она не подавала виду. Во время действа она ерзала на стуле у камина и не выражала никаких чувств – только дежурная улыбка на лице, хотя это было больше похоже на вынужденную гримасу, чем на настоящее проявление эмоций.

Нити номаци были пугающе бледными. А вот Нити Корланта, который стоял за Ноэль у печи и наблюдал за приветствием, пульсировали и ярко горели. Может быть, даже слишком ярко.

Но хуже, намного хуже, чем присутствие Корланта в нескольких шагах от нее, был страх, что она увидит кого-то из прошлого. Кого-то из мальчиков, которые бросали в нее камни, или мужчин, которые были с ней грубы. Или одну из тех женщин, которые ее унижали.

– О, – сказал первый старик. Его спина была почти такой же скрюченной, как у Скраффа, а зеленые Нити любопытства были почти невидимыми, – я забыл свою сушеную чернику дома. Вы же не заставите человека моего возраста возвращаться за ней?

Ноэль пробормотала, что она, конечно, этого не сделает, с таким спокойным выражением лица, будто оно было поверхностью замерзшего пруда. И каждому, пришедшему без требуемого приношения, Ноэль отвечала так же, хотя уголком глаза видела, как нервно дергается нос матери.

А еще замечала улыбку Корланта.

Эти номаци, возможно, не представляли для Ноэль угрозы, но они прекрасно понимали, кто она. Ведьма Нитей, которая не смогла сделать камень и отказалась от ухаживаний деревенских мужчин…

Та, которая отказалась от собственного племени.

Тем не менее, лицо Альмы оставалось спокойным, и улыбка, которую она демонстрировала посетителям, казалась подлинной. Не говоря уже о ее оживлении.

К тридцатому посетителю Ноэль была истощена ожиданием неизбежной встречи со знакомыми лицами. Ей приходилось делать вид, что рядом нет Корланта, который наблюдал за ней, как хищная птица. К шестидесятому посетителю Ноэль начала сжимать загривок Скраффа так сильно, что он стал выражать недовольство. К восьмидесятому посетителю он встал и перелег на другое место.

Тогда Ноэль начала дергать свои манжеты. Платье было на целых шесть дюймов короче допустимого, но, поскольку она сидела, никто не мог видеть обнаженных голеней. Они были настолько оголены, что Ноэль настояла на том, чтобы надеть сапоги, а не мягкую обувь до лодыжки, какую обычно носят ведьмы Нитей.