Платье было не только слишком коротким в нижней части, но и слишком просторным в верхней. Оно морщилось и оттопыривалось на груди, как модные гофрированные блузы в Онтигуа. По размеру подходили только рукава. У Альмы, как и Ноэль, благодаря фехтованию были крепкие мышцы – что она и доказала, сдавив локоть Ноэль.

– Ты так все Нити повыдергиваешь, – прошептала Альма с недрогнувшим выражением лица, когда семья из трех человек побрела к двери, и старая женщина заняла их место. – Сожми-ка лучше это. – Альма положила неограненный рубин, Камень Нити, в руки Ноэль. Теперь к нему был прикреплен кожаный шнур. – Чем дольше ты будешь его перебирать, тем больше в нем будет силы, – сказала Альма.

Ноэль стиснула зубы. Она знала, конечно, она знала это. Но понимала, что не стоит ничего говорить. Как всегда, это только приведет к выговору от Гретчии.

Так что Ноэль просто надела ожерелье с Камнем Нити на шею и заставила свои руки спокойно лежать на коленях.

«Спокойно. Не дергай пальцами».

Потом пошла вторая волна посетителей, и Ноэль моментально взвинтилась настолько, что не могла больше сохранять поддельную улыбку. Эти мужчины несли лиловые Нити похоти и заявились только для того, чтобы оценить молодую плоть, оказавшуюся в их распоряжении.

Было понятно, что они не слышали истории о том, как Ноэль отказалась быть игрушкой. Она нарушила одно из негласных правил для ведьмы Нитей в Миденци: спать со всей округой, быть подстилкой для всего поселка.

У Ноэль никогда не получалось переварить тот факт, что Гретчия делала это. Так же, как и Альма. Именно поэтому ее мать, наконец, решилась отправить Ноэль подальше от дома, или, во всяком случае, так она утверждала. А Ноэль была уверена, что мать отослала ее, чтобы взять в ученицы Альму.

– Ты хмуришься. – Корлант ткнул пальцем в спину Ноэль. Это было похоже на тычок горячим утюгом. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не вздрогнуть и не закричать.

Вместо этого Ноэль пробормотала извинения, и ее лицо приобрело безучастный вид.

– Это был всего сто девяносто первый, – объявил Корлант, когда последний похотливый мужчина ушел. – Интересно, где остальная часть племени? – спросил он, хотя в его тоне не было и нотки интереса. Но когда Корлант последовал к двери, его Нити были розовыми от волнения. – Я удостоверюсь, что все племя знает о приветствии, и очень скоро вернусь. – Он бросил проницательный взгляд на Гретчию и с нажимом добавил:

– Не. Уходи.

– Конечно, не уйду, – сказала Гретчия, опускаясь на табуретку рядом с Ноэль.

Как только Корлант вышел, Гретчия мгновенно вскочила. Она подняла Ноэль, в то время как Альма метнулась к подвальному люку.

– Мы должны спешить, – прошептала Гретчия. – Корлант точно знает о нашем с Альмой плане. Он попытается остановить нас.

– Плане? – спросила Ноэль, но в этот момент внезапно что-то полоснуло по ним, как ножницы по волосам, и во взрывной спирали то, что связывало трех ведьм с поселком, со всей силы ударило их в грудь.

Ноэль не могла видеть этого, но она почувствовала: резкая боль в сердце, которая чуть не сбила ее с ног. Она уже испытывала такое раньше, семь лет назад…

Гретчия толкнула Ноэль к двери и прошептала:

– Беги! К воротам, быстрее!

Но Ноэль не могла. Ноги были прикованы к полу – она не могла поверить, что это происходит снова. Племя приближалось, а мать толкала ее навстречу.

Перед Ноэль возникла заплаканная Альма и воскликнула:

– Мы вытащим тебя, но ты должна бежать!

Что-то в панике Альмы – ее зеленые глаза, пронзившие Ноэль насквозь, – заставило девушку встряхнуться. Терзаемая сомнениями, она стрелой метнулась к двери, а затем выбежала наружу… чтобы не оступиться, она балансировала руками, пытаясь удержаться в вертикальном положении.

К толпе, ждавшей снаружи. С фонарями, факелами и арбалетами. Четыреста номаци, которые пропустили приветствие, стояли молча, а их Нити были скрыты магией Корланта.

Был там и сам Корлант. Скользя сквозь толпу, на голову выше всех остальных, он все надувал и надувал свои губы в пренебрежительной гримасе. Его фиолетовые Нити корчились от плотского голода.

Люди, стоявшие у него на пути, разбегались, лишь только бросали испуганный взгляд на его одежды. И Ноэль узнала эти лица, светившиеся в отблесках факелов. Ее колени подогнулись, а грудь затрепетала.

Она бросила взгляд назад, и ком ужаса застрял у нее в горле. Дом был пуст – там был только рычащий Скрафф, шерсть которого встала дыбом. Гретчия и Альма исчезли. Снова. Так же, как и в прошлый раз.

Ноэль ждала, затаив дыхание, а Корлант подошел и остановился в десяти шагах от нее. Он смотрел на нее хищным взглядом, его фиолетовые Нити становились все ярче. Затем он нарочито медленно скрестил пальцы и направил их на Ноэль. Это был знак, отгоняющий зло.

– Чужак. Повесьте чужака, – произнес он тихо. Слов было почти неслышно за вечерним стрекотом сверчков, в дыхании толпы. Потом громче: – Чужак. Чужак. Повесь. Повесь.

Племя начало скандировать: «Чужак. Чужак. Повесь. Повесь». Слова слетали с губ и объединялись в ядовитом крике, он захватывал всех присутствующих. Ноэль не двигалась. Она усиленно пыталась хоть что-то откопать в своей голове, обратиться к логике ведьмы Нитей. Должен же быть какой-то выход из ситуации, просто обязан быть. Но она не могла его найти. Без Сафи, которая сражалась бы рядом с ней. Без изогнутых клинков. Когда нет времени на паузу и размышление.

Люди обступили ее кругом. Их Нити пульсировали жизнью, будто их внезапно освободили: тысячи оттенков охваченного ужасом белого, кровожадного серого и голодного фиолетового навалились на Ноэль. Потом руки потянулись к ней, пальцы хватали ее, впивались в нее. За волосы резко дернули, и голова откинулась назад. Слезы брызнули из глаз. Желчь ошпарила ее горло.

Чужая, чужая, повесьте чужую.

Никто больше не говорил ни слова – все были слишком заняты, их воинственные крики взывали к ночи и смерти Ноэль. Нити гудели в том же ритме, пока люди толкали, пинали и щупали ее. Пока они заставляли ее мучительно волочить ноги в сторону самого большого дуба в поселке.

И за этим четырехдольным ритмом – «Чужак, чужак, повесь, повесь» – была быстрая трехдольная вибрация. Кук-ло-вод. Кук-ло-вод. Пугающий бас за истерическим дискантом.

Корлант действительно убедил племя, что Ноэль – Кукловод, и теперь она умрет за это.

И вот перед глазами Ноэль на фоне яркого лунного неба уже замаячили кривые ветви дуба. Мужчина схватил Ноэль за грудь, его Нити хаотично тряслись. Женщина провела своими ногтями по щеке Ноэль – ее Нити были уже измучены насилием.

Когда пелена боли заволокла глаза Ноэль, ее сердце, наконец, превратилось в камень. Пульс замедлился, температура тела резко упала. И все детали, звуки, и боль, которая пронзала ее в тот момент, исчезли за стеной холодных мыслей.