— Вера, да у тебя волосы как грозовая туча!

Пересмешник Габриэле тут же подхватил:

— Вера и сама у нас — грозовая туча! Настоящая пиратка, гроза морей!

Девушке понравилось это сравнение, несмотря на его шут­ливость. У многих корсаров имелись прозвища, и она не прочь была называться Грозовой Тучей.

В опасные и дальние рейсы Ринальдо ее не брал, но побере­жье по обе стороны от Монкастро она знала уже очень хоро­шо. К юго-западу находился городок Ликостомо, который местные жители называли Килией. Там река Дунай вливалась в Черное море могучим и бурным потоком. Генуэзцы владели портами по обоим берегам Дуная, и оба эти порта защитили одной крепостью, которая возвышалась на скальных выступах. Здесь было очень выгодно иметь укрепленную факторию, по­тому что через эти места проходило много торговых путей, в том числе и Великий шелковый путь.

А к северу от Монкастро располагался городок Джинестра[20], прилепившийся к небольшой крепостце, что возвышалась на приморских склонах, густо поросших ракитником. Несмотря на свой скромный вид, Джинестра была для моряков очень важным местом, потому что в море здесь выходили два лима­на, в которых можно было переждать непогоду, когда в откры­той части залива суда во время бури нередко выбрасывало на берег. А еще в этих лиманах добывалась соль, которой издав­на торговали местные купцы.

В прошлом году по пути из Джинестры в Таврику корабль проплывал мимо длинной отмели, и Ринальдо рассказал Вере, что эта причудливая коса называется Ахиллов бег[21], потому что в древности здесь будто бы устраивал ристания греческий ге­рой, который был родом с северных берегов Понта.

Но осмотреть заманчивые таврийские берега Вере удалось лишь с западной стороны; дальше следовать было опасно, по­тому что богатые генуэзские и греческие города — такие как Кафа, Солдайя, Мангуп — подверглись разгрому сначала вой­сками татарского хана Тохтамыша, а потом — грозного вос­точного завоевателя Тимура, «Железного хромца», наводив­шего ужас на всю Европу. Моряки говорили, что страшней Тимура могут быть только турки-османы, неуклонно расши­рявшие свои владения за счет христианских земель. Осман­ский султан Баязид, прозванный Молниеносным, захватил большую часть Византийской империи, Сербию, Болгарию и уже третий год блокировал с суши Константинополь.

А прошедшей осенью на Дунае, под Никополем, войска Баязида разбили армию крестоносцев, в которой были венгер­ские, французские, английские, немецкие, итальянские, польские и валашские рыцари. Так потерпел поражение крестовый поход против османов, и христиане, предвидевшие неотврати­мо-грозную опасность, стали молиться: «Господи! Защити нас от дьявола, комет и турок».

Турок боялись все. Невена рассказывала Вере о страшной битве на Косовом поле, в которой погибло много сербов, бос­нийцев, хорватов, болгар и валахов. А иногда принималась на­певать печальную песню о том, как оплакивает погибших ге­роев Милица, жена сербского царя Лазаря. Песня пелась на славянском наречии, которое Вера с трудом понимала, хотя порой в этих певучих звуках ей чудилось что-то знакомое и дав­но забытое.

Впрочем, от Ринальдо девушка точно знала, что она проис­ходит из древнего итальянского рода, не имеющего отноше­ния к славянам. Но не мудрено было привыкнуть к славянско­му языку, как и ко многим другим, живя в черноморской фактории, управляемой генуэзским консулом, но населенной в основном валахами, болгарами и греками, которых Вера ма­ло отличала друг от друга, только знала, что почти все они пра­вославной веры. А еще здесь были татары и арабские купцы, но они жили в мусульманском квартале, куда Невена старалась девушку не пускать.

Вера с детства была наслышана, что турецкие пираты оста­вили ее и дядю без близких и без имущества, а потому, как и Ринальдо, поклялась мстить им. Ее не смущало, что ради ме­сти морским разбойникам-иноверцам ее дядя и сам сделался корсаром. Напротив, она гордилась, что Ринальдо, занимаясь этим промыслом, соблюдает особые законы чести. Находясь на корабле среди мужчин, Вера и сама порой чувствовала се­бя юношей, и ей хотелось когда-нибудь командовать корсар­ским кораблем, подчинив своей воле всех этих грубых и дерз­ких морских бродяг, как умел подчинять их ее дядя.

Но в жизни Ринальдо находилось место и женщинам, толь­ко виделся он с ними не на корабле, а на берегу. Вера хорошо помнила миловидную улыбчивую девушку Терезу — не то болгарку, не то валашку, которая жила в рыбацком селении возле Джинестры. Однажды — это было лет шесть или семь назад — Ринальдо привез Веру в гости к Терезе, и молодая рыбачка ласково встретила племянницу своего возлюбленного. А вече­ром девочка украдкой подсмотрела, как Ринальдо и Тереза страстно обнимаются, и поняла, что существует какая-то тай­на, соединяющая мужчин и женщин. Также ее удивило, что у стройной и ладной Терезы живот почему-то несоразмерно велик. Она спросила об этом у Карло, и он пояснил, что в жи­воте у Терезы растет ребеночек, который скоро должен по­явиться на свет и отцом которого будет Ринальдо. Девочка почув­ствовала что-то вроде ревности и не удержалась от вопроса:

— Значит, теперь Ринальдо поселится в хижине Терезы, а ко мне перестанет и приезжать?

— Ну что ты, детка, он тебя никогда не оставит, — успокоил ее Карло. — Да и не поселится твой дядя в Джинестре. Скоро он построит дом в предместье Монкастро и перевезет туда Терезу с ребеночком. А ты будешь нянчить братика или сестрицу?

— Братика... — повторила Вера, и что-то смутно знакомое промелькнуло в ее памяти, но тут же улетучилось. Она резко мотнула головой: — Не знаю! Не хочу я братьев и сестер! Нян­читься с какими-то плаксами!

Ринальдо и в самом деле скоро построил дом в окрестностях Монкастро, как раз напротив бухты, где останавливались купе­ческие и корсарские корабли. Но привезти туда свою невенчанную жену не успел: в Джинестре вспыхнула чума, от которой умерло много людей, и в их числе — Тереза с двумя новорож­денными мальчиками-близнецами.

Ринальдо молча, но глубоко переживал эту утрату. После нее женщины появлялись в его жизни лишь как случайные эпизоды, Вера о них даже ничего не знала.

Но полгода назад он вдруг поселил в своем доме Клаудию — красивую рыжеволосую девушку, которая была наполовину ве­нецианкой, наполовину гречанкой. Откуда Ринальдо ее вывез, осталось тайной для Веры, да, впрочем, девушка и не пыталась как-то сблизиться с Клаудией и что-то о ней узнать. Любовни­ца дяди ей сразу не понравилась, и Вера говорила тетушке Невене, что у Клаудии лживые глаза. Невена пожимала плечами и отвечала, что молодому и здоровому мужчине нельзя без жен­щин, и лучше, если в его жизни будет постоянная женщина, же­на, а не случайные красотки из портовых таверн. Вера и сама была уже достаточно взрослой, чтобы это понимать, но все-таки не могла отделаться от мысли, что Ринальдо поступает непра­вильно. Однажды она спросила об этом у Карло: