– Что ему там делать? – спросил Павел.

Аня ответила неуверенно:

– А вдруг он в самом деле в Озерном? Ну – заехали. Не удалось купить продуктов в городе или…

– У тебя вообще слова нет, – сказал Павел. – Тебя для чего взяли?

Аня надула губы и привалилась к кабине:

– Подумаешь, начальник…

– А у меня в Озерном братан, – сообщил Васька. – Можно было бы… – Он щелкнул пальцем по горлу. – И заночевать. Нет?

Васька был местный, ничего не боялся и ездил в любом состоянии.

– Какие будут указания, шеф?

– В город, – коротко распорядился Павел.

– Эх… – разочарованно вздохнул Васька. Видно было, как ему не хочется тащиться тридцать километров до города, а потом еще девяносто обратно.

Машина, горячо урча, двинулась – ушла колесами в воду, завалилась набок. Аня напряженно вцепилась одной рукой в борт, а другой – Павлу в рубашку.

– Нет, я точно выпаду. Держи меня, Паша…

Павел обхватил ее за плечи и, вывернув запястье, посмотрел на часы. Время шло к обеду. Ясно, что вернуться сегодня не удастся. Придется ночевать в городе.

Это было плохо: ребята вторую неделю сидели на одной каше – без соли и хлеба. Отказали батарейки у приемника. Кончался бензин. Десять дней назад Павел отправил Кирьяка в город – запастись необходимым и дать телеграммы в институт, как идет работа. Отправил на двое суток, и с тех пор – ни слуху ни духу.

– А может, он заболел? – сказала Аня.

– Не балабонь, – ответил Павел, сползая на дно задравшегося к небу грузовика.

– Или не перевели деньги. – Аня сползла вслед за ним. Все это – заболел, сломалась машина, не отпускают продукты с базы – обсуждалось не один десяток раз.

– Или сломалась машина, – сказала Аня. – Наверное, сломалась, если бы заболел, то прислали бы Петра. А то – ни того, ни другого.

Петр – второй шофер, который повез Кирьяка.

– Ты зачем поехала? – спросил Павел. – Зачем? Сидела бы в лагере. А поехала – молчи. Без тебя тошно.

– По-о-жа-алуйста, – сказала Аня и отпустила его. Тут же стукнулась локтем о борт. – Ой, Пашка! Я все-таки буду за тебя держаться. Ужас… Наверное, по всему телу синяки.

Теперь они оба лежали на дне кузова. Хорошо, что захватили спальники. Машину качало, как на волнах. Даже сквозь шум мотора было слышно, какие слова произносит Васька в кабине.

Павел думал, что если они не возвратятся быстро: сегодня-завтра, то дело может обернуться плохо. В длительных экспедициях вообще трудно до самого конца удержать ровные отношения. А в этих условиях тем более. Ребята на пределе. Последние дни ходят – огрызаются. Вчера Михай сцепился с Витькой – орали, размахивали руками. Еле их развели. И главное, из-за чего – из-за ерунды: кто больше выдавил репеллента. Чем кончаются такие истории – известно. Тайга, четыре палатки, карабины. Постреляться, конечно, не постреляются, на это ума хватит, а вот устроить грандиозный мордобой могут вполне. А это – ЧП, которое отразится прежде всего на Павле. Ведь как бывает: раз поцапались в полевых условиях, два – и пошли разговоры. И уже вызывают в дирекцию. И режут группу. Оглянуться не успеешь, как придется выезжать одному.

– А может, его срочно вызвали в институт? – сказала Аня.

– Ты хоть думаешь, что говоришь? Что он – все бросил и уехал?

– А может… – начала Аня.

– А может, наконец помолчишь? – сказал Павел.

Затормозили у бензозаправки на самом краю города. Васька вылез и поскреб затылок:

– Вот это да-а…

Станция была пуста – ни одной машины. Темно поблескивало стекло кабины под козырьком. Справа и слева стояли два ярко-красных счетчика. Асфальт был залит солнцем.

Павел тоже слез – размяться, подал руку Ане, она лихо прыгнула вниз.

Васька барабанил по стеклу:

– Маруська!.. Хватит спать! – Пояснил: – Маруська Кобышева меня знает, и неоднократно… – Застучал снова: – Маруська!..

За стеклом было тихо.

– А какой сегодня день?

Аня пожала плечами:

– Чтоб я знала…

– Неужели воскресенье? – сказал Павел. – Не может быть, чтобы воскресенье. Вчера считали – двадцать шестое, понедельник. И календарь есть.

Васька загрохотал по раме в полную силу:

– Ау!.. Есть кто живой? – Обернулся к Павлу: – Ни хрена никого нет. Какая будет команда, шеф?

Павел задумался.

– Имей в виду – обратно бензина не хватит. Один бак пустой, а во втором на дне.

– В крайнем случае стрельнем у шоферов…

– Это, конечно, можно, – с сомнением сказал Васька. – Шакалы они здесь… – И полез в кабину.

Машина выехала с заправки. По обеим сторонам потянулись дома – невысокие, четырехэтажные, серого кирпича. Тротуар был обсажен хилыми тополями. Они имели унылый, засохший вид. Даже вчерашний дождь не смыл пыль с жестких листьев.

На улицах никого не было. Это удивило Павла. Предположим, сегодня все-таки воскресенье и городок небольшой, но чтобы – ни единого человека…

– Как пусто, – сказала Аня. – Они тут вымерли, что ли…

Наверное, та же мысль пришла и Ваське, потому что он неожиданно дал громкий и длинный гудок. Белые занавески в окнах не шелохнулись. Из парадных никто не выглянул.

Машина вылетела на площадь – большую, пыльную. В центре ее высился памятник, отливающий металлом, флаг на здании с колоннами обвис – ветра не было. Вплотную к тротуару стояли три легковые машины без водителей, и еще один «москвич», развернувшись, загородил проезжую часть – Васька погудел возмущенно.

Они свернули за угол и остановились у техникума. Здесь была их база. Васька сразу же выскочил, закричал:

– Видали, видали!

Павел спрыгнул, чувствительно ударился подошвами об асфальт, спросил:

– У вас здесь всегда так людно?

– Понимаешь, елки-палки! – возбужденно сказал Васька. – Понимаешь: ничего не понимаю… Куда все подевались? Субботник какой-нибудь в колхозе? Или что – елки-палки…

– А не наша ли машина? – спросил Павел.

Дальше по улице, метрах в пятидесяти, стоял грузовик.

– Наш, елки-палки! ОМН-42-41. – Васька кинулся туда, добежал, прильнул лицом к стеклу и замахал руками – никого нет.

– Я слезаю, – сказала Аня.

– Подожди, – ответил Павел. Васька вернулся.

– Ну дела, елки-палки!..

– Ты хоть бы потише, – сказала Аня, – я все-таки женщина.

– Виноват, елки-палки, – сказал Васька и схватил Павла за рукав: – Ты смотри, смотри, шеф, резина у него какая – видишь, колеса просели, на одних костях стоит. Довели «зилок». Ну, Петруха… ну шоферила…