Я наклоняюсь над ней и поднимаю вверх её руки. Наши ладони соприкасаются, пальцы сцепляются в замок. На её волосах, разметавшихся по ковру из цветов и колосьев, оседают росинки. Кажется, капельки сверкают и на её длинных ресницах, прячущих прикрытые в смущении глаза.

Моё дыхание становится глубоким и частым. Я целую её – осторожно, будто бы боясь, что она в любой момент может исчезнуть – сначала ярко-рыжие локоны, потом порозовевшую щёку, ямочку рядом с уголком рта. Наконец, решаюсь дотронуться и до самих губ.

Отброшенный подальше меч тяжело опускается в траву. Следом улетает лёгкое платье – под ним, оказывается, больше ничего нет, даже трусиков. Открывшаяся взгляду фарфоровая кожа пьянит меня сильнее опиума – такая бархатная, всюду белоснежная. Выделяются только ореолы сосков, они светло-бежевые, цвета крем-брюле. Мой язык касается её татуировки – угольно чёрных, тонких линий, соединяющихся в причудливом узоре в самом центре груди. Обводит её по контуру, не осмеливаясь притрагиваться к бюсту – миниатюрному, идеально ровному и аккуратному.

Я очень сильно хочу её, до внутренней дрожи, до трепета, но никак не могу отважиться и преступить черту, за которой начинается интимность. Я даже не верю до конца, что это всё действительно с нами происходит. Чем я заслужил такую милость?.. Скромно улыбаясь, она освобождает меня от брюк. Бр-р-р! Снова вспоминая о своём идиотском наряде, я ещё больше тушуюсь.

Мой член в её ладони и так твёрдый как камень, а когда она двигает по нему рукой вверх и вниз, он непроизвольно дёргается, становясь ещё более упругим. По животу волнами разливается приятное и одновременно мучительное напряжение. Марина раздвигает ноги шире, её половые губы размыкаются, приглашая меня проникнуть внутрь, но я всё ещё медлю, по-прежнему не смея нарушить её личные границы.

– Войди в меня! – стонет она, потеряв последнее терпение, и моё тело, словно сорвавшись с невидимой цепи, наконец обрушивается на неё.

Наши ауры – её жёлто-оранжевая и моя светло-синяя – сливаются в одну, делая нас похожими на яркое, необузданное, поднимающееся высоко в небо, пламя. Объединяясь, мы теряем себя друг в друге – теперь невозможно определить, где заканчиваюсь я и начинается она. Всё это ощущается чем-то естественным, привычным, родным – будто нас изначально создавали как единое целое, и только потом, по какой-то неведомой причине, мы вынуждены были разделиться на двух разных людей.

Я хочу проникнуть в тебя целиком. Без остатка. Я хочу… снова стать… тобой.

Каждое новое моё движение всё более смелое, страстное, неистовое, но вместе с тем всё более осторожное.

– Тебе не больно? – спрашиваю я с придыханием. От одной мысли о том, что я мог забыться и повести себя слишком резко, мне делается не по себе. Мои толчки становятся медленными и поверхностными.

Закусив губу, Марина, кажется, совсем меня не слышит, только урчит от удовольствия и двигает бёрдами в такт моим. Её руки лежат на моих ягодицах, и она притягивает их ближе, совсем не страшась за свою сохранность.

– Я не делаю тебе больно? – повторяю я, притормаживая.

– Глубже! – она срывается на крик, и дальше на меня нескончаемым потоком льются стоны, чередующиеся с эмоциональным рычанием. – Сильнее! О, Макс, я от тебя без ума! Прошу, не останавливайся! Да-а!.. Оттрахай меня!

– Нет, – шепчу я ей на ушко. В груди у меня всё замирает от нежности. – Я не трахаю. Ты что, забыла? Мы занимаемся любовью!

– Жёстче!.. – она не обращает внимания. – Не жалей меня! Накажи! Я ужасный человек!

– Ты всё-таки человек! – восклицаю я обрадованно и бросаюсь на неё с поцелуями. – Как же здорово, что ты настоящая!..

Огненная сфера вокруг нас растёт. Моя голова внезапно проясняется, зрение обостряется – теперь я буквально вижу Марину насквозь: её внутренние органы, сплетения нервов, артерии, вены и текущую по ним кровь. Я вижу, как от матки по позвоночнику поднимается плотный, горячий поток моей энергии. Как расширяются под этим напором чакры – они поочерёдно раскрываются на её теле, словно диковинные пёстрые цветы. Когда обжигающая лавина доходит до темечка и изливается наружу, девушка испытывает оргазм. Она будто в бреду снова выкрикивает моё имя и вся вжимается в меня. Грудью я чувствую, как сильно стучит её сердце – неимоверно быстро и громко. Сладострастно напрягаются внизу её мышцы, и от того, как они меня массируют, я тоже кончаю следом за ней. Нам удаётся это сделать практически одновременно.

Ощущения, нахлынувшие на меня, не передаваемы человеческим языком. Ничего подобного в реальности я ни разу не испытывал. Взрыв трудноописуемых эмоций поглотил меня как мелкую мошку и ещё долго держал в своих цепких лапах. Зарывшись носом в растрёпанные рыжие волосы, с каждым выдохом я шептал Марине признания в любви, а с каждым глубоким вдохом до отказа заполнял свою грудь запахом её тела – тонким, головокружительным ароматом нежных кустовых роз, распустившихся посреди необъятного ночного поля…

Я проснулся, лёжа в своей кровати на животе, весь в поту и со слезами на щеках. «Ничего себе, – промелькнуло в моей голове, когда я вытирал лицо рукавом рубашки, – оказывается, что не одна Танечка плачет во время оргазмов!»

Как только я подумал так, внутри у меня всё похолодело. Танечка! Что я наделал, я ведь только что… Я же изменил ей!

Почувствовав под собой мокрое пятно, я попытался выскочить из испачканной постели, но запутался в одеяле и с глухим стуком шлёпнулся на пол. Дрожащими руками стащил пододеяльник и простыню, унёс их на кухню и засунул в стиральную машину. Помедлив немного, закинул туда же и пижаму.

Приторная истома струилась по моему телу. Я до сих пор чувствовал на коже прикосновения Марины – такие ласковые, но одновременно нетерпеливые, пылкие – а когда я закрывал глаза, перед моим взором колыхались, продолжая меня гипнотизировать, коварные, дурманящие маки… Мне одновременно было и безумно хорошо, и ужасно стыдно. Совестно. Причём, совестно сразу перед обеими девушками. Сколько можно тянуть с этим обманом! Я должен, наконец, сделать выбор.

А впрочем, решение своё я уже принял, и пересмотру оно не подлежало. Оставался сущий пустяк – объясниться, расставить все точки над «i».

Я присел на табуретку, допил из кружки холодный чай и, точь-в-точь повторяя фразу Алекса, уверенно произнёс вслух:

– Сегодня расстанусь с Танечкой.

– Ты что, м#дак?!

Вот за что я люблю своего товарища, так это за то, что он всегда может поддержать в трудной ситуации, спустив с небес на землю. Разумеется, это сарказм.

В директорский кабинет я заходил с небольшой опаской, тщательно оглядываясь по сторонам, однако ожидания мои не подтвердились. Сегодня тут было прохладно и пусто, незваных гостей не наблюдалось. Из приоткрытого окна тянуло свежим воздухом. Сев в кожаное кресло напротив Алекса, я укоряющее на него взглянул:

– Саш, ну вообще-то я ожидал, что ты, как друг, меня поймёшь и разделишь мои эмоции.