полчаса с нами была и бабуля. Она пыталась болтать и подшучивать над тем, что происходило на экране, но в ответ слышала только мычание. Мы не могли оторваться от экрана. В конце концов она потеряла терпение, вскочила и злобным, сердитым голосом заявила, что телевизор — пагуба и скверна. По-прежнему никто ей не ответил, и тогда бабуля пошла и встала прямо перед экраном. Теперь она привлекла наше внимание.

— Эта проклятая штуковина! — воскликнула она. — Посмотрите на себя — вы же как призраки, как зомби! — Она повернулась к отцу. — А ты — ты тратишь деньги на проклятие! На проклятие! Это харам — танцы и люди в куцых тряпках. Мы должны проводить время, как положено в нормальной семье: разговаривать, есть и рассказывать истории. А не эту чепуху смотреть!

Никто не стал тратить лишних слов. Мы все привыкли к бабушкиным вспышкам и просто надеялись, что она уйдет и даст нам спокойно смотреть. Но у бабули на этот счет было другое мнение.

— Ты! — заявила она, тыча в меня пальцем. — Поди принеси дров. Огонь почти погас. А ты, Мохаммед, ступай за свежей водой.

— Но мы ведь только начали, — захныкала я и, схватив последнее полено, бросила его в огонь. — Вот! Теперь мне можно смотреть?

— Что это за чепуха? — возопила бабуля. — Этот телевизор — харам! Дети валяются и отказываются подчиняться старшим! Чему это может их научить, кроме самого плохого!

Отец больше не мог сдерживаться и расхохотался:

— Это просто телевизор… В больших городах они есть у всех.

— Это просто пшик! — парировала бабуля. — Продолжай в том же духе, и ты повредишься умом и навредишь своим детям! Посмотри на всех вас.

— Ну, надеюсь, что однажды застану перед телевизором и тебя, — ответил отец. — Это будет как с приемником. Сначала тебе не нравится ничто из того, что я приношу. Затем ты решаешь, что это потрясающая вещь и вообще это была твоя идея…

На этом бабуля сердито затопала к своей хижине. Как только она ушла, мы попадали со смеху. Отец созорничал, но то, что он сказал о радио, было истинной правдой, что да, то да.

Весть о телевизоре распространилась по деревне, как лесной пожар. Назавтра к вечеру к нам ватагами начали стекаться дети. Постепенно они заняли все сидячие места, поэтому взрослым пришлось стоять. Отец подсоединил батарею и включил телевизор, и глубокая тишина объяла толпу. Нечеткие голоса эхом разносились из черного ящика, а ряды маленьких мордашек неотрывно смотрели в жуткое мерцание.

Некоторые детишки кричали от удивления, когда наяривала музыка или крошечные люди начинали говорить громкими голосами. Через изгородь недоверчиво заглядывали старики. Думаю, они, как и бабуля, пытались сообразить, какое колдовство затеял отец. Загадочности происходящему придавало и то, что толпа ребятишек наполовину скрывала от них экран.

Мама расхаживала кругом, раздавая детям печенье и чашки с молоком. Некоторые семьи принесли с собой еду и устроили в нашем дворе импровизированный телеужин.

Через неделю после появления телевизора к нам пыталось пробиться около сотни людей — в основном дети. Некоторые проделывали путь во много миль.

Их прибывало все больше и больше, и вскоре я услышала знакомый вопль ярости: бабуля наконец потеряла терпение со всем этим телебезумием. Она выскочила из своей хижины, вооруженная большой палкой, гоня перед собой тех, кто стоял ближе всего. Прорвавшись к воротам, она встала, загородив вход и решительно разворачивая назад тех, кто представал перед ней.

— Нет! Нет! Уходи! — кричала она. — Там нет больше места! Нет места! Иди домой! Иди домой!

Всю ночь бабуля оставалась на страже. И странным образом она, казалось, нашла для себя роль в нашем телемире: стала привратницей. Однако же дети не собирались так легко сдаваться. Сперва они решили, что просто надо явиться на следующий вечер пораньше. Но с учетом этой новой угрозы бабуля изменила тактику борьбы: того, кто был допущен сегодня, отвергали завтра.

Бабуля внимательно всматривалась в лицо новоприбывшего, затем объявляла:

— Ты вчера приходил! Ты зачем сегодня опять явился? Иди домой!

Но пока одних заворачивали от ворот спереди, сзади другие карабкались на дерево и спрыгивали в наш двор. Дюйм за дюймом земля покрывалась детьми — кто сидел, кто стоял, кто лежал на принесенных с собой циновках. Поток зрителей казался просто неудержимым.

Никто никогда не спорил, какой канал смотреть, поскольку он был один-единственный. Наконец, однажды на мою кровать забралось столько детей, что она с громким треском рухнула. Разумеется, поняв, что никто не пострадал, мы разразились хохотом.

Примчалась взбешенная бабуля:

— Я говорила! Я говорила! Эта ужасная штуковина! Я говорила: она повредит ваш дом, ваши умы и ваши кровати — всё!

Наш дом сделался чем-то вроде деревенского кинотеатра. Иногда я в шутку говорила зрителям, чтобы в следующий раз принесли денег, а то бабуля не позволит им войти. Но никто, зная моего отца, не мог себе даже представить, чтобы он взял с кого-то плату. Такое просто было не в его характере. Так проходила неделя за неделей, пока кто-то на другом конце деревни не купил телевизор гораздо большего размера и не стал взимать деньги за просмотр.

Услыхав об этом, бабуля объявила его чрезвычайно умным человеком.

Однако наш телевизор оставался бесплатным, и многие деревенские детишки приходили его смотреть. Изображение, пусть и всего лишь черно-белое, им представлялось чем-то вроде волшебства. Большинство детей не могли понять ни слова, потому что передач на языке загава не было. Поэтому я переводила им то, что говорилось, и вскоре они выучили большинство телешоу наизусть.

Больше всего я любила английскую детскую передачу, плохо переведенную на арабский. В ней рассказывалось о двух сестрах, которые пытались найти своих давно потерянных родителей. На помощь им приходили полицейские из Скотланд-Ярда — верхом на лошадях, в шикарной черной форме. Самым необычным было то, что у каждой из сестер имелся парень, причем настоящий красавчик. Неудивительно, что бабуля думала, что телевизор учит нас неправильным, запретным вещам — харам.

Если показывали мультфильм, мы кричали друг другу:

— Идите скорей! Идите скорей! Кино мультик началось!

Даже взрослым нравились мультфильмы. У нас в семье особенно полюбился «Том и Джерри» — хотя мы и прозвали его «Мо и Джерри», причем под мышонком Джерри подразумевался Омер. Всякий раз, когда мы смотрели мультик, каждый из нас выбирал, каким он будет персонажем. Иногда это даже вызывало споры.

Как ни странно, ненависть бабули к телевизору со временем ничуть не уменьшилась. Она любила свой радиоприемник, но к телевизору относилась с неподдельным отвращением.

Время от времени я