class="p1">– Хочу отметить следующее: в армии союзников свирепствуют болезни. Большое скопление войск и антисанитарные условия привели к вспышке холеры и дизентерии. Сент-Арно, попробовав избавиться от напасти, двинув три дивизии в Дробуджу, по следам нашей отступающей Дунайской армии. Утомительный марш в жаркую погоду вызвал повальный мор. Из одиннадцати тысяч солдат корпуса от холеры погибло около двух тысяч, и ещё больше двух отправлены в госпитали. Всего в армии союзников заболело более восьми тысяч, около пяти тысяч уже скончалось. Следом флот понёс небоевые потери. Восемьсот матросов уже похоронено, тысяча двести находятся в лазаретах. Но, несмотря на это, в армии царит боевой дух. Они готовы сражаться. Солдатам предпочтительней умирать от пуль и штыков, нежели от поноса.

– И все же, ваша светлость, вы не могли бы нам раскрыть до конца ваш план в случае вторжения? – попросил Корнилов. – Не все понятно.

– План простой, господа. – Меньшиков выпрямился, вздёрнув гордо подбородок. – Как говорил Остерман-Толстой под Красным: стоять и умирать. Больше я вам ничего сказать не могу. Извините.

Альма

Поздно вечером посыльный из штаба вручил Павлу пакет с приказом. Надлежало явиться в пять утра к главнокомандующему. И больше никаких деталей. Павел попытался расспросить посыльного о приказе. Прапорщик из штаба только пожал плечами, но посоветовал одеться, как на полевые учения. Краем уха слышал, что князь хочет обследовать берег от Севастополя до Евпатории.

***

Старшие офицеры рано утром собрались возле «Екатерининского дворца». Новенькие мундиры с золотыми эполетами, белые перчатки, начищенные сапоги.

– Не знаете, что будет, господа? – спросил капитан Желобов, высокий важный офицер в зауженном сюртуке. Желобова недавно прислали из Генерального штаба.

– Приказано собраться, – пожал плечами майор Вунш, начальник штаба Меньшикова. Он беспокойно теребил кожаный портфель. Полный, лет тридцати, белокурый с серьёзным сосредоточенным взглядом. Меньшиков ему доверял больше всех. Вунш поступил к князю по рекомендации адмирала Серебрякова. А советы адмирала Серебрякова Меньшиков всегда ценил. Полковник Вунш долго служил на Кавказе, известен был, как думающий, деятельный и очень аккуратный офицер, порой, чересчур аккуратный.

– То есть, даже вы не знаете? – удивился капитан Желобов.

– Куда-нибудь едем? – К ним подошёл адъютант главнокомандующего, капитан Панаев. – Я, пожалуй, прикажу ординарцу захватить вино и посуду для пикника.

– Кого-то встречаем? Не слышали, может из Петербурга кто пожаловал? – спросил капитан Соколов, широколицый усач со строгими темными глазами. – За оркестром уже послали? Вы, прапорщик, – обратился он властно к Павлу. – Почему в полевой форме? Где оркестр?

– Простите, ваше превосходительство, я из сапёрного батальона, – ответил Павел. – Где оркестр – не ведаю. Распоряжения не поступало.

Из домика, именующегося «Екатерининским дворцом» появился главнокомандующий. Одет он был совсем не по парадному: лёгкая полевая шинель без эполетов, высокие сапоги для верховой езды, высокая фуражка в белом парусиновом чехле. Он внимательно оглядел, выстроившихся в шеренгу, офицеров во всем чистом. Чуть заметно усмехнулся.

– Вы, господа, собрались на парад? А я решил по бережку прогуляться.

Казак подвёл ему высокого гнедого жеребца. Седло покрывал вальтрап из овечьей шкуры. Князь взобрался в седло. Вновь взглянул на растерянных офицеров.

– По коням, господа!

И поехал вперёд.

***

Князь Меньшиков внимательно обследовал местность от Севастополя до Евпатории. Целый день провёл в седле. Нередко съезжал с дороги. Поднимался на холмы. Спускался в оврагам. Заглядывал в каждую ложбинку, проверяя каждую тропу. С ним вместе, под невыносимым пеклом, мучились его адъютанты и многочисленная свита. Главнокомандующий мало говорил. Если кто-то обращался к нему с какими-то своими соображениями, он коротко отвечал: «Хорошо. Посмотрим». Особенно лез с советами капитан генерального штаба Желобов. Меньшиков долго его терпел, потом ответил:

– Послушайте, капитан, все, что вы говорите, весьма интересно. Вы запишите ваши соображения и подайте мне в виде доклада. Сейчас я ничего не запомню.

После этих слов Желобов больше не приставал.

Иногда князь подзывал к себе Павла и указывал: что записать для подполковника Тотлебена, где зарисовать план местности с указанием моста или оврага.

Меньшиков, казалось, не замечал палящего августовского солнца. Редко останавливался передохнуть. Почти ничего не ел. Никому ничего не объяснял. За ним неотступно следовал казак, у которого на шее висела сумка с картами. Князь вынимал из сумки нужную карту, разглядывал её, сверяясь с окружающим ландшафтом. Недовольно ворчал:

– Кто составлял этот план? – подзывал адъютанта Панаева. – Отметьте: вот здесь надо изменить. Видите, нет этой тропы, и на склоне не обозначен лесок. А почему не нарисован овраг? Где он? Немедленно исправить. – Тут же Павлу: – Запишите для Тотлебена: в этом месте нужно засыпать овраг, иначе орудия не провести.

Проехал по обоим берегам реки Булганаки, что-то отмечал в своём блокноте. Потом направился к Бельбеку. По берегу Бельбека спустился к морю, проследовал до Качи. Долго стоял, осматривая местность. После поднялся вверх по течению реки.

День клонился к вечеру. Заночевали прямо в степи. Казаки привезли палатки. На костре денщики приготовили нехитрый ужин.

Меньшиков залез в свою палатку, приказал подать свечу и стакан крепкого чая, обложился картами, принялся писать в блокнот.

– Ваша светлость, – заглянул к нему капитан Желобов. – Здесь, говорят, недалече аул есть. Может, в нем расположимся на ночь.

– А чем вам степь не подходит? – удивился Меньшиков. – Просторно, свежо, комаров нынче нет. Вон, как весело кузнечики стрекочут, заслушаешься…. Впрочем, если хотите, отправляйтесь в аул. Да хоть обратно в Петербург. Я вас не держу.

– За что же меня так? – обиженно спросил Желобов у адъютанта князя, капитана Панаева.

– А вы не нарывайтесь, – объяснил тот. – Не любит князь советчиков. Чайку попейте и ложитесь в свою палатку. Завтра с зарей поднимут.

***

На следующий день кавалькада отправилась к реке Альме. На этот раз к свите присоединился ротмистр лейб-гвардии татарского эскадрона Омер-бей Болатуков, племянник покойного генерал-майора, георгиевского кавалера и героя Наполеоновских войн Кая-бея Болатукова. Татарин гордо восседал на черкесской гнедой лошади. Темно-синий чекмень с золотыми газырями стягивал на поясе серебряный офицерский шарф с кисточками. Круглая красная шапка на голове. Сбоку лихо изогнутая турецкая сабля. С Меньшиковым держался подчёркнуто вежливо, но гордо, так, как сам по роду был князем. Невысокого роста, коренастый, круглолицый с тонкими усиками над полными губами и темными, немного раскосыми глазами. Сопровождали кавалькаду десяток казаков.

Холмистая местность прерывалась, переходя в равнину, распростёртую до берега моря. Мелкая, спокойная речушка несла зеленоватую, мутную воду. Заболоченные берега поросли камышом. За рекой тянулась долина с виноградниками, за долиной раскинулись сады.

– Альма? – спросил Меньшиков у майора Вунша, даже не повернув головы в его сторону.

– Так точно, – ответил начальник штаба, сверяясь с картой.

– Запишите, – приказал он Павлу. – Южный,