И она ничего не спросила, потому что поняла почти все, а тридцать первого декабря пришла в экипаж: «Собирайся! Поможешь мне с покупками!» На этот раз она была в валенках и выглядела рядом с Климом совсем маленькой. Они прошлись по заполненным народом магазинам и, обвешанные авоськами, как елка игрушками, поднялись в ее квартиру, где их встретили три черных кота: большой, средний и совсем маленький. «Ты бы видел, Клим! – воскликнула Соня. – Ты бы видел, какими я их подбирала: грязные, тощие, больные, а сейчас вон какие красавцы!» И Клим прямо здесь, в прихожей, под вешалкой, разревелся: «Вы меня так же… подобрали?» И Соня, сняв только один валенок, наклонила его за шею к себе и погладила по голове: «Ты подумал, что я тебя пожалела, и обиделся? А разве это плохо, когда жалеют? Я, наоборот, хочу, чтобы меня пожалели!» – «Я вас очень… жалею!» – «Правда? Тогда все в порядке! Пошли накрывать на стол! Скоро гости придут!» Клим замер: «Гости?» – «А ты думал, что мы с тобой будем вдвоем?» Он покачал головой: «Нет. С котами». Они разделись и понесли авоськи на кухню, и Соня объясняла на ходу: «Новый год – семейный праздник, и ко мне придут дочь с зятем и внучка». – «Внучка?!» – «Да, Клим, я уже десять лет как бабушка!»

Гости появились в масках: Дед Мороз и две Снегурочки, постарше и помладше; дочь Наталья, высокая, кудрявая, и без маски не могла выйти из роли, зато Сонина внучка Юлька стала всех строить, прежде всего младшего из котов, который прыгал на елку: «Барсик, веди себя прилично! Ты уже не уличный кот, которого подобрали и ввели в приличный дом!» Клим жутко, до слез, покраснел и отвернулся к книжным полкам. А там было на что посмотреть! И классика, и современные авторы! А вот Генрих Белль, Веркор, Грэм Грин, Альберто Моравиа!.. Хемингуэй!!! Подошел зять, Виталий, в котором Клим без особого удивления – он уже знал, что мир очень тесен, – узнал бывшего старпома с «Клима Ворошилова»: «Здесь только часть собранного Константином Петровичем и Софьей Андреевной, им пришлось много переезжать». За их спиной возникла Юлька, ткнула пальчиком в такой знакомый Климу переплет с такой знакомой фамилий: «Я тоже буду поэтом, как Аля!» – «Поэтессой», – поправил Клим с улыбкой. – «Нет, поэтом! Аля сказала, что поэтессы жили до революции!» И важно удалилась. «Софья Андреевна и Алла Гольдберг окончили Ленинградский университет, Аля стала известной поэтессой…» – «Поэтом!» – улыбнулся Клим. «…И той и другой досталось в жизни. Не знаешь, кому больше. У Али трое детей умерли, с мужьями не повезло, а у Софьи Андреевны мужа, капитана дальнего плавания Маркова, арестовали, сослали, она с Наташей приехала к нему на поселение, жили на севере, в бараках, балках. Он и здесь на флоте работал, начал с рулевого, дошел до капитана, подал на пересмотр, его полностью оправдали, думали возвращаться в Ленинград, а тут война… В сорок втором он зазимовал с караваном, я у него третьим штурманом был. Весной баржи спасти не удалось, его снова посадили, правда, скоро выпустили, и он снова поднялся до капитана. – Виталий помолчал. – А нынче мы его похоронили». – «Я в рейсе был, как раз на “Климе Ворошилове”. Все выстроились, флаг приспустили и гудок дали». Виталий вздохнул: «И осталась Софья Андреевна одна. А мы ей только-только пятьдесят отметили! Из издательства уволилась, на живую работу пошла, к вам в речное училище». В это время самый малый и самый шустрый из котов запрыгнул Виталию на плечо. Тот улыбнулся: «Кошек вот подбирает!» Клим потупился. «Мужчины! – донеслось из кухни, и Клим не смог разобрать, чей это голос: Сони, Натальи или Юльки. – Помочь не хотите?» В середине первого, прожив полчаса в новом году, Клим засобирался в экипаж. Соня всплеснула руками: «Вот те раз! А зачем я тебя танцевать учила?» Виталий включил радиолу, и Клим пригласил Соню на танец. Она в туфлях на каблуках, а он в суконных ботинках были почти одного роста, и он смотрел в ее глубокие глаза и думал: ну и что, что Соне пятьдесят, а ему пятнадцать, он все равно любит ее, с тех первых брошюрок, и будет любить всегда… Он проснулся на диване под елкой. Рядом с ним, удовлетворенно похрюкивая, спал средний из черных обитателей Сониной квартиры. Судя по светлому окну и позвякиванию ложек на кухне, был уже день, первый день пятьдесят девятого года. Он сел и потянулся за брюками, висевшими на спинке стула. Кот укоризненно посмотрел на него и переместился на его место. Клим оделся, оправился, но выходить не спешил. Соня сама появилась в дверях. Она была в плотной юбке и длинном свитере с высоким горлом, с чуть растрепанными волосами, в полусумраке похожая на девчонку. «Доброе утро, Клим! С Новым годом!» – «С Новым годом, Со… Софья Андреевна, – ответил Клим. – Мне так стыдно, можно я на колени встану?» – «Ты уже стоял на коленях». – «Когда?» – «Когда мы с тобой станцевали вальс, фокстрот и танго». – «Я – танго?..» – «И неплохо! Ты даже пытался поднять меня на руки». Клим взглянул на Соню с ужасом: «Поднял?» – «Уронил! Но не стал поднимать, а прямо на полу назвал меня Соней, предложил мне руку и сердце, Наталью с Виталием обещал усыновить, а Юлька обиделась и сказала, что на бабушках не женятся, пусть лучше Клим женится на ней». Клим застонал и закрыл лицо руками. «Не переживай! Хмель молодцу не в укор!» – «А где все?» – «Мы встретили Новый год по ленинградскому времени, я позвонила Але, Виталий заказал такси, и они уехали». – «Они… плохо про меня?» – «Почему? Разве это плохо, когда человек говорит о любви?» И тут он признался, что три года мечтал встретить с ней Новый год. Соня просияла, услышав про книжки: «Я же их все – переписала! Как будто – себя!» – «Прозрачной литой прозой», – процитировал он. «Ты читал "Золотую розу"? – И, словно в осуждение, покачала головой: – Ну что за мальчик! Это не роза золотая, а ты – золотой!» И снова покачала головой: «А меня Паустовский обманул: наобещал, обнадежил, а как дошло до дела…» – «Вы его знали?» Тут Соня словно очнулась: «А ты что подумал? Господи! Да я же о его книгах!» Потом она поила его кофе с пирожными, до которых ночью у него не дошли руки, вернее ноги, и объяснила ему, что с ним происходит: «Тебе захотелось того же, чего хочется всем: тепла, доброты, любви…» И, словно сговорившись, они взглянули на старшего кота, который сидел на табуретке и умильно смотрел на хозяйку. «Но я же не кошка! – выкрикнул Клим. – А вы!.. Зачем вы меня пригласили? Я же теперь… Мне же теперь…» – «А я? Как мне теперь? – тихо спросила Соня и подняла на него глаза с черными полукружиями. – Я же всю ночь не спала, мне давно так хорошо не было, потому что ты был здесь, ты спал на моем диване и казался мне то сказочным принцем из моего детства, то юным кадетом, моим несостоявшимся женихом, то моим сыном, который вовсе не умер, а вырос красивым, талантливым, добрым… Я очень любила своего мужа, с его смертью я потеряла все. Но он был старше меня почти на двадцать лет, он был мне как отец, я и была с ним, потому что он похож на папу, но мы не смогли чего-то преодолеть, он не был моим любимым мужчиной, у меня никогда не было любимого мужчины. Только однажды… В сорок четвертом я приехала к нему, и мне разрешили быть с ним в комнате свиданий три дня. Целых три дня, которые мы превратили в одну длинную ночь, ночь любви, ночь счастья, ночь сострадания… Аля не раз мне говорила, что наш мир спасет не красота и даже не любовь, а только – страдание. А я бы сказала: сострадание. Оно спасло нас тогда, в те необыкновенные три дня. Я не хотела, чтобы они закончились просто так, я хотела сына, я совсем забыла и забросила Наташу, я жила только воспоминаниями о тех трех днях и мечтой о сыне. И когда плод нашей любви родился мертвым – умерло то, что связывало нас с Константином Петровичем как мужчину и женщину. И так было пятнадцать лет, целых пятнадцать лет!.. Я тебе рассказываю это, потому что увидела в тебе мужчину. Для меня мужчина тот, кто любит и умеет любить! Мужчиной можно стать, только полюбив женщину!» – «Такую, как вы?» И Соня вскочила и заходила по кухне упругой пружинистой походкой. «Да, Клим! Такую, как я! Я столько лет ждала! Я столько лет страдала! Во мне столько накопилось! Я бы столько могла дать!» Клим поднялся и встал на ее пути: «Если вам нужна моя жизнь…» – «Да, Клим! Нужна! – Обняла его и склонила голову к его плечу. – А сейчас – уходи!»