из-за моего неустойчивого эмоционального состояния, из-за того, что я здесь делаю, из-за списка предсмертных желаний. Также я напоминаю себе, что уже не так молод, хотя по-прежнему люблю пользоваться «Тиндером». Чем ты старше, тем большего боишься. Ты лучше осознаешь, что смертен. А у меня сын. Мне не нужно рисковать. Не надо ставить на карту свою жизнь. Не важно почему, но мне страшно.

Дрю несется на квадроцикле к взлетной полосе, чтобы занять позицию для съемки взлета самолета. Это выглядит веселее. Я бы многое отдал, чтобы провести день, катаясь на квадроцикле, вместо того чтобы выпрыгивать из самолета с высоты пятнадцать тысяч футов.

Сколько-сколько?

Этот самолет больше тех, на которых я летал раньше. Большой, розового цвета самолет – как я полагаю, я не вполне адекватно оцениваю происходящее. Мы поднимаемся в воздух и начинаем мучительно медленно набирать высоту. Ко мне пристегнут маленький альтиметр, и я бросаю на него быстрый взгляд, когда мне кажется, что мы уже наверху. Он показывает семь тысяч футов, мы поднялись меньше, чем на половину.

«Есть последнее слово?» – спрашивает весельчак-новозеландец, который привязан ко мне, и машет у меня перед носом камерой GoPro. Он почти Патрик Суэйзи из «На гребне волны», если не считать акцента.

«Да, – говорю я, изо всех сил изображая беспечный развязный тон. – За тебя, Майк!»

Он смеется. И дает мне кислородную маску, чтобы я не потерял сознание на высоте.

И вот, увы, пора прыгать. Меня внезапно плотно прилепляют к новозеландскому Суэйзи и мы скользим к открытой двери. Нет, я не сел на край корпуса. Зато он сел. А я болтаюсь в воздухе, беспомощный, с пересохшим ртом, и всерьез раздумываю о том, не опорожнить ли мне сейчас кишечник. А потом он дергается вперед, и мы падаем.

Падаем.

Падаем.

Самые длинные шестьдесят (или больше) секунд в моей жизни.

Не знаю, сколько времени это продолжается, но меня не покидает чувство, которое бывает, когда на полной скорости въезжаешь на горбатый мостик, и на миг кажется, что все твои внутренности застряли у тебя в горле. Только сейчас это не на миг.

И еще тут есть чувак, который снимает снизу с самым невозмутимым видом. Он откидывается назад и тычет GoPro мне в лицо. Потом делает своеобразное сальто и оказывается сверху. А я в своем «пассажирском падении» забыл одну важную вещь. Держать рот закрытым. Как только восходящий поток воздуха коснулся моих губ, мое лицо превратилось в огромную раскрытую пасть, и из нее вышла наружу вся влага, которую мне когда-то посчастливилось иметь во рту.

И еще это жутко быстро. Земля, уменьшенная модель моей реальности, совсем не становится ближе. Но это слабое утешение, я же знаю, что камнем падаю вниз. Но тут я чувствую прикосновение руки и понимаю, что Суэйзи сейчас откроет парашют. А потом я болтаюсь все еще на высоте нескольких тысяч футов, безумно хочу пить и потрясен пережитым, прекрасно понимая, что не буду в безопасности, пока мои ноги не окажутся на земле. Внизу все еще игрушечная страна, но постепенно она начинает приближаться. Я различаю направляющего на меня камеру Дрю.

И вот мы внизу. Я чувствую под ногами мягкую почву и чуть не плачу от радости. Помните, я говорил – будут такие моменты, когда я пожалею, что не пью сейчас чай у себя в саду?

Это тот самый случай. Я избавляюсь от парашюта, ложусь на землю и глажу траву. «Вот чем я занимаюсь дома», – объясняю я Дрю в камеру. Я беру несколько травинок и растираю между большим и указательным пальцем. Привожу себя в нормальное состояние. Успокаиваюсь. Я не люблю прыгать из самолета. Я люблю, когда мои ноги стоят на земле. Никогда больше не хочу этого делать. Никогда. Но у меня есть повод вздохнуть с облегчением. Здесь нет Стори. Он тоже захотел бы прыгнуть, и мое сердце не выдержало бы.

Герои и чудовища

Уэта[19] – крупное насекомое вроде сверчка, обитающее в Новой Зеландии. А еще это ведущая в мире компания по спецэффектам и производству реквизита, основанная Ричардом Тейлором и Таней Роджер в Веллингтоне. Эта компания по праву получила известность во всем мире после того, как они сделали все виды декораций, оружия, костюмов, доспехов, сказочных существ и спецэффектов для… Да, да, вы уже догадались! «Властелина Колец».

Именно здесь я и нахожусь, и я в восторге от этого места! Я люблю Веллингтон. Здесь у меня куча друзей, и еще здесь находится лучшее в мире место для того, чтобы выпить кофе, – кафе «Шоколадная Рыба». Обычно, оказавшись в Веллингтоне, я первым делом отправляюсь туда, и теперешняя поездка не исключение. Туда же я в первую очередь привел Майка, когда он приехал со мной. Мы тогда сидели, смотрели на море, неспешно попивали латте и наслаждались. Теперь, без Майка, это место окрашено печалью, но я все равно его обожаю. Я сидел и вспоминал все места в окрестностях Веллингтона, куда я возил Майка: как мы катались по полуострову и смотрели тюленей, как встречались с друзьями, ходили в кафе и как я показывал ему студию «Уэта».

Я написал Ричарду из «Уэты» сообщение и оповестил его, что буду в городе, а он предложил дойти до студии и пообедать. За эти годы я несколько раз бывал на экскурсиях в «Уэте», и Ричард всегда был так любезен, что проводил их для меня сам. Вы можете взять официальный тур (только после подписания договора о неразглашении!), и у вас будет возможность подсмотреть через окна, как делают оружие или монстров (в зависимости от того, над чем сейчас идет работа), но это не сравнится с персональным туром, в котором вам покажут все, чего вы иначе не увидели бы.

Это, наверное, лучшее место работы на свете! Оно заполнено людьми страстно увлеченными, первыми в мире в своем деле, и они всегда счастливы быть здесь, создавать этот потрясающий реквизит. Меня всегда очень впечатляло, с каким увлечением они работали над «Властелином Колец». Когда я бывал здесь раньше, во время съемок, я ходил на традиционные в «Уэте» пятничные просмотры. Питер обычно устраивал предварительные просмотры фильмов и приглашал актерский состав и съемочную группу, чтобы вместе отдохнуть после рабочей недели. В тот вечер я шел перед показом по оживленной студии и увидел парня за компьютером. Он подстраивал компьютерное изображение лица Голлума под одну крошечную фразу и подправлял каждую малейшую деталь. Прошло часа два-три, я