и любования», со способностью речи «привлекать нас своею красотою» (Томашевский 1996: 64, 100). Приемами возвышения стиля следует признать использование номинативных единиц, содержание и, в частности, внутренняя форма которых связаны со сферой эстетически прекрасного, ср. нейтр. прозрачные, сверкающие (фонтаны) и поэт. алмазные, нейтр. зеленая (трава) и поэт. изумрудная, нейтр. синее (небо) и поэт. бирюзовое: все приведенные метафоры декоративны, поскольку основаны на сравнении с тематической группой «Драгоценные камни». Наоборот, снижают стиль те переносы, которые переводят понятия в сферу эстетически безобразного, ср. впустую и прост. коту под хвост.

Как видим, с идеей прекрасного несовместимы бытовые, натуралистические, физиологические ассоциации; следовательно, возвышают стиль те приемы переименования, которые приподнимают понятия над бытовой реальностью, эстетически рафинируют, освобождают их от указанных ассоциаций:

1.1. Ксенизация [греч. ξενίζειν ‘очуждать’] — замена выразительных средств родного языка иноязычными эквивалентами. Еще Аристотель указал на то, что такие замены возвышают стиль, «ибо иностранные вещи в восхищение людей приводят, а то, что порождает восхищение, приятно» (Aristoteles 1648: 192). Возвышению стиля способствует замены заимствованиями из культурно престижных языков, в частности, церковнославянского, который по своей функции был «языком особым, торжественным, языком церковной службы» (Панов 1990: 298), ср. нейтр. лежать в постели и высок. возлежать на ложе.

1.2. Архаизация — замена нейтральной номинации ее устарелым эквивалентом: так, когда мы говорим уста, возникает «поэтический образ, исключающий натурализм и несопоставимый с “физиологическим” представлением о губах как продолжении слизистой оболочки рта» (Сапаров 1982: 87).

Использование декоративных переносов, ксенизации, архаизации, авторских неологизмов (глосс) лежит в основе стиля, который в греческой традиции именовался кенологией [греч. καινολογία ‘странноречие’]: «Как мечты — сюрпризерки Над качалкой грезерки Истомленно лунятся: то — Верлен, то — Прю- дом!» (И. Северянин. Качалка грезерки). Эта номинативная техника возвышает предмет, «отдаляя речь от плебейского языка» (Ernesti 1795: 165).

Как несовместимую с идеей прекрасного следует трактовать категорию комического, которую традиционно относят к сфере эстетически безобразного. Согласно теории неконгруэнтности комическое представляет собой «картину несовместимых частей, объединенных в единый комплекс» (Beattie 1779: 318). В рамках данной теории вполне объяснимы тактики нарочитого нарушения правила уместности: а) высокий стиль несовместим со сниженной темой, что приводит к эффекту высокого бурлеска; б) низкий стиль несовместим с высокой темой, что приводит к эффекту низкого бурлеска.

2. Категория величественного. Ещё И. Кант (Кант 1966: 271, 253) связал идею высокого с двумя типами количественной оценки: а) градуальной: «Возвышенное приписывается силе», т. е. «буре, грозе, землетрясению и т. п.»; б) параметрической: «Возвышенным мы называем то, что безусловно велико». Давно замечено, что ширина, длина предметов, их высота и глубина, т. е. «всякая громадность создает впечатление величественности» (Burke 1792: 107), что величественный стиль («der grosse Stil») связан «с формой, массой и масштабами предметов» (Fernow 1806: 40). Думается, что в сферу действия количественной оценки как основы категории величественного следует включить понятие пространности / краткости речи. Правило, сформулированное Деметрием Фалерским, гласит: «Речь о предметах величественных требует удлинения колонов», краткие же колоны применимы «к каким-либо мелким предметам»; если разбить длинный период на ряд коротких фраз, то «множество пауз ['ανάπαυλα ‘пауза’, букв. ‘отдых’. — В. М.] появится, но величественность слога исчезнет» (Δημητρίου 1743: 7, 41). Возвышает речь, в сочетании с замедленным произношением, удлинение колонов в периоде, снижает — их сокращение, особенно в сочетании с ускорением темпа речи, ибо «чрез краткость [колонов] быстрота речи возникает» (Μαξίμου 1833: 523). Пространности, а следовательно, и возвышению речи способствуют различные виды амплификации [лат. amplificatio ‘увеличение’], состоящей: а) в распространении фразы посредством второстепенных членов, б) в повторе языковой единицы, в) в нагнетании однородных по содержанию или форме единиц. Еще Дионисий Лонгин увязывал высокий стиль с фигурами пространной речи: «Сильнее всего и прежде всего суть высокого стиля в амплификации ‹проявляется›, а равно в движеньях души возвышенных, кои, так скажу, захватывают аудиторию» (Dionysii 1694: 95).

Итак, в основе высокого стиля лежат категории прекрасного и величественного; следовательно, возвышению стиля способствуют прежде всего те приемы, которые: а) могут переводить понятия в сферу эстетически прекрасного и величественного; б) придают речи пространность. Рассмотрим с этой точки зрения высокий произносительный стиль. Его приметы задаются в научной литературе списком[5], однако, как показал анализ, эти приметы образуют систему, органично встроенную в представленный выше механизм возвышения стиля. Существует два способа возвысить стиль за счет произношения.

1. Замедление темпа речи, что усиливает впечатление ее пространности, а значит, способствует возвышению стиля: считается, что «чем полнее по времени и сильнее долгие слоги, тем торжественнее речь» (Quintilianus 1854: 138; cf. Δημητρίου 1743: 35; Aristoteles 1780: 165). Удлинение звука [греч. διαστολή, лат. prolongatio] как прием замедления темпа речи характерно для «речитативного», «высокого стиля», в частности, для «ораторского» и «церковного» стилей произношения; ускорение же уместно для «общепринятого бытового (stylus communis)», а также «комического», или «театрального стиля» (Bernhard 1973: 77, 35). Принято выделять два типа удлинения звуков: геминацию и эктасис. Геминация [лат. geminatio ‘удвоение’] представляет собой удлинение согласного. Удлинение смычных согласных, которые «тянуться» не могут, происходит за счет внутрисловной паузы, т. е. «“паузы” во время смычки», разделяющей имплозию и эксплозию (Зиндер 1979: 125; Аванесов 1972: 128): «Только зима, да метель эта [бб’]елая Напоминают сегодня о них» (А. А. Пугачев [?]. «Белой акации гроздья душистые…» в исполнении Л. Сенчиной). Эктасис [греч. έκτασις, ‘удлинение’] состоит в удлинении гласного звука: «Останов[и: ]сь, прем[у: ]дрый, как Эд[и: ]п, Пред Сф[и: ]нксом с др[е: ]внею заг[а: ]дкой!» (А. Блок. «Скифы» в исполнении В. И. Качалова).

Удлинение звука известно и как прием эмфатического подчеркивания. Первоначально под эмфазой [греч. έμφασις ‘подразумевание’] было принято понимать намек, т. е. случай, когда «более оставляют догадке, чем в речь вкладывают. Достичь сего можно чрез двусмысленность и недоговоренность» (Ciceronis 1828: 396–397). Речь непрямая воспринимается как эмоционально усиленная, отсюда осмысление эмфазы как «бурности и неистовства», «когда повествуют о вещах ужасных», используя «указующие слова» и «риторические вопросы» (Αριστείδου 1836: 751–752). В таком понимании эмфаза близка к экзусцитации [лат. exuscitatio ‹ exuscito ‘пробуждаю’] — риторической тактике, состоящей в воздействии на аудиторию неистовым проявлением эмоций. В более узком смысле под эмфазой понимается эмоциональное выделение коммуникативно значимого элемента высказывания с помощью средств вокалики, прежде всего удлинения звука. На эмфазе в таком понимании основано эмфатическое чтение — техника высокого произносительного стиля, состоящая в эмоциональном подчеркивании всех слов, составляющих смысловой каркас текста: «Нас не нужно жале[тс’:], ведь и мы никого б не жалел[и: ]. Мы пред нашим ко[м: ]бато[м: ], как пред [γ:]осподо[м: ] Бого[м: ], чист[ы: ]» (С. Гудзенко. «Мое поколение» в исполнении В.