Это какой-то психологический прием? Или ему просто нравится морально издеваться надо мной?

– Поешь. Ты ведь толком не ужинала? – щурится насмешливо.

Матео сдал меня. Да, сегодня я почти толком не ела. Ожидание предстоящего разговора и странное предчувствие надвигающихся перемен отбили всякий аппетит. Но и сейчас меня абсолютно не тянет к еде. Скорее наоборот.

– Есть на ночь вредно, – огрызаюсь в ответ.

Герман на секунду перестает жевать. Откладывает в сторону вилку.

Переводит взгляд на меня, пристально разглядывая. Лицо, шею, грудь. На мне простое бесформенное домашнее платье, скрывающее все женские прелести, но под откровенным взглядом Кравицкого я чувствую себя раздетой.

– Вредно есть не на ночь. Вредно есть перед сном, – произносит он тихо.

От его тона по коже бегут мурашки. Смысл сказанного не сразу доходит до меня, действуя вначале на уровне инстинктов. Внутри вдруг вспыхивает фейерверк обжигающих эмоций, затрагивает нервные окончания, заставляет ощутить прилив тепла в грудной клетке. Волнующий, сладкий спазм сводит мышцы внизу живота.

– Пока я нахожусь здесь, мне, кроме как спать, больше ночью нечем заниматься.

Кравицкому явно не нравится мой ответ, но он не перечит.

Вместо этого вытирает губы салфеткой, отодвигает тарелку и поднимается со своего места, делая знак следовать за ним.

– Идем. Я покажу тебе кое-что интересное.

Вдох-выдох. Я усмиряю расшалившийся пульс и спешу следом за ним. Думать нужно о другом.

Герман приводит меня в свой рабочий кабинет. Свет вспыхивает автоматически, стоит нам переступить порог комнаты. Это то, к чему я никак не могу привыкнуть в доме Кравицких. Во всех помещениях, кроме спален: в коридорах, лестничных пролетах, столовой помимо обычного освещения установлены светильники с датчиками движения. Всякий раз при их срабатывании я чувствую себя воришкой, которого застукали на месте преступления.

– Подойди сюда, – зовет мужчина, включая компьютер.

На экране вспыхивает заставка. Илюша крупным планом на игровой площадке. Сердце щемит от нежности к своему ребенку.

Я не знаю, кто сделал это фото и когда, но кадр получился идеальный. Счастливый сынишка щурится от солнца, улыбаясь на камеру.

У меня на ноуте тоже стояла заставка с Илюшей. В этом мы с Германом оказались похожи.

Видео, которое он включает, снято на камеру видеорегистратора. Машина притормаживает у торгового центра, ждет несколько секунд, и вдали появляется фигура Леши. Герман даже останавливает кадр, давая мне убедиться, что я не ошиблась.

Мой молодой человек подходит к авто, садится в салон. Здоровается с… Александрой! Ее голос звучит за кадром.

Я не верю своим ушам. Она и к нему успела подобраться?

– Зачем мне это? – слышу голос Леши.

– Чтобы все жили спокойно и счастливо, – отвечает ему собеседница.

– Я и без того живу неплохо. К чему мне лишняя головная боль?

– Ты меня, вероятно, не понимаешь. У твоей любимой назревают проблемы. Из-за ее упрямства я вынуждена буду применить серьезные меры, которые ни к чему хорошему не приведут. Ей грозит реальный срок. Доходит?

– И? – раздражается Леша.

– Что и? Тебе все равно?

– Она, конечно, удобная в плане встреч. Ничего не просит, не напрягает, – тянет Леша. – Но какое мне дело до ее проблем? Тем более если они настолько серьезные! Жениться на ней я не собираюсь, рыцарем не подряжался.

– В смысле? Вы разве не вместе? – слышу искреннее удивление в голосе Александры.

– Вместе. Но разве это накладывает на меня какие-то обязательства? Сегодня – она, завтра – другая.

– Я думала, у вас серьезно. Ты ведь даже не посмотрел, что у нее ребенок.

Леша заливисто смеется.

– Я просто люблю одиноких девушек с детьми. У них самооценка ниже и запросов меньше. Не у всех, конечно. Но в большинстве своем они чувствуют себя вторым сортом. Психология такая. Типа: кому я нужна с прицепом? Поэтому их легко подцепить на крючок, проехать по ушам и использовать по назначению. Пока не надоест.

Его слова режут меня больнее ножа. Использовать по назначению? Удобная в плане встреч?

В горле встает колючий ком.

Леша – один из самых близких мне людей, кому я доверяла. Кому верила безоговорочно. Мама, Кристи и он. Мой тыл. Мои ангелы-хранители.

Как?! Как я могла так ошибиться? Я стольких парней отшивала, стольким отказывала, чтобы в итоге вляпалась вот в такое гэ?

На глазах наворачиваются слезы. Я зажмуриваюсь, сжимая переносицу, чтобы не дай бог не расплакаться на глазах у Кравицкого. Не расклеиться, показывая свою слабость.

Так не бывает. Не может быть, чтобы все и сразу. Чтобы со спины. По-предательски.

– Хорошо. Ну а если я зайду с материальной стороны? Сколько ты хочешь за маленький спектакль? – предлагает Александра, возвращая меня в реальность.

Я застываю, вслушиваясь в его ответ. Нет ведь? Он же не пойдет на это? Не станет торговать… мною?!

– Не знаю. Тысяч-ч… пять? – убивает веселым тоном.

– Очень хорошо! Тебе наличными? Сразу? – шуршит что-то на заднем плане.

– Рублей? Ты смеешься? За пять тысяч рублей я даже бензин на это тратить не стану! – возмущается Леша в ответ. – Она того не стоит.

– Хватит! – не выдерживаю я. Мои нервы на пределе, а терпению пришел конец. Нет смысла слушать дальше, зная, каков был итог. Все именно так, как в самом начале предлагала Александра. – Выключите! Я поняла…

Дыхание перехватывает от болезненного спазма. От ощущения того, какая же я наивная дура. Идиотка!

Я видела в нем надежное плечо, верила его красивым словам, строила планы. Я переживала за него, не находя себе места.

В голове на большой скорости проносятся кадры, где Алексей жалуется на то, что люди перестали ценить чувства, что любовь променяли на корысть, что девушкам стали не нужны семейные ценности. Вспоминаю, как он постоянно радовался, что нашел меня – такую чистую, светлую, настоящую… набитую дуру, которой легко можно было навешать лапшу на уши и… использовать по назначению.

Эта фраза теперь долго будет меня преследовать.

Перед тем как Герман успевает нажать стоп, я краем уха ловлю предложения Леши, как все должно пройти, чтобы не вызвало сомнений. И про разбитый нос для правдоподобности.

– Я думаю, пояснения тут излишни? И ты понимаешь теперь, что я тебе не врал? – эхом доносится голос Кравицкого.

Я не открываю глаза. Просто дышу глубоко, пытаясь унять боль и успокоиться. Впору вспомнить знаменитую цитату Скалетт О’Хара из «Унесенных ветром». Подумаю об этом завтра. Но завтра так далеко, а услышанное никак не хочет отодвигаться на задний план. И стягивает колючей проволокой обиды.

Я все-таки не выдерживаю.

– Соня? Чш-ш-ш, тихо, тихо, девочка, не надо. Он не заслуживает твоих слез, – обжигает ухо горячее дыхание.

Теплые объятия прижимают меня к крепкой груди. В