А потом об этом сложили легенды и баллады. Если слушать баллады – о, это было прекрасное время. Сколько подвигов совершили с обеих сторон! Какие эпитеты были подобраны, чтобы описать людскую жестокость и непримиримость, горькую правоту тенников и мудрость тех, кто переступил через вековечную расовую вражду и сумел закончить дело миром!

Тьфу…

– И что с ним стало?

– Его убили Смотрители.

– Хм… и им за это ничего не было? – удивляюсь я.

– Они убили его по просьбе наших. Парень спятил и возомнил себя диктатором с принципом «бей своих, чтоб чужие боялись».

– А-а, понятно. А какие-нибудь подробности ты знаешь? Что именно он делал?

– Насколько я помню, – морщит лоб Кира, – он начал отправлять тех, кто пытался его одернуть, на какие-то ритуалы. Скармливать Пустоте, видимо. И получал от этого часть силы. Вот этого ему уже не простили.

– Это похоже на наш случай?

– Откуда я знаю? – огрызается Кира. – Я при тех событиях не присутствовал, а от наших мудрецов простоты не дождешься. Они из любой зачистки сагу сделают.

Забавно – Кира, кажется, совершенно не гордится своей принадлежностью к тенникам. По крайней мере особого уважения к обычаям предков я за ним не наблюдаю.

– А побеседовать про это ни с кем нельзя? Может, разберемся?

– Побеседовать-то запросто, а вот разобраться…

– Давай попробуем, чем Город не шутит?

И мы отправляемся беседовать.

В этом дальнем районе Города я бываю раз в год и только по обещанию. Квартал принадлежит тенникам: дома – верхним, подземные коммуникации – нижним. Люди сюда заходят изредка, Смотрители – тем более. Здесь почти никогда не происходит нечто, требующее нашего вмешательства. Мы проходим мимо здания, больше всего похожего на пятиэтажку, украшенную башенками и стрельчатыми колоннами. Помесь хрущобы и готического собора выглядит оригинально. На башенках красуются флюгера, узкие окна забраны коваными решетками, а колонны сверху украшены мрачного вида химерами. Я хмыкаю. Кира насмешливо приподнимает бровь.

– Я здесь живу. Хочешь зайти?

– С удовольствием, но на обратном пути.

Мне действительно интересно, на что похоже место обитания Киры, к тому же мне нечасто доводится бывать у тенников в гостях. Если верить рассказам Витки, которая гораздо больше дружна с ними, это весьма необычно и познавательно.

– Как хочешь, – усмехается Кира.

Мы спускаемся в подземный переход. Идем вниз этажа четыре, не меньше. Ржавая железная лестница явно рассчитана на существо, обладающее хорошей спортивной подготовкой: расстояние между ступеньками в добрых полметра, а вся конструкция, подвешенная на стальных тросах, дрожит и вибрирует при каждом шаге. Полумрак – нижние прекрасно видят в темноте, а на посторонних спуск не рассчитан. Кира идет уверенно, не оглядываясь на меня. Я сначала держусь за перила, но когда железная труба, из которой они сварены, прогибается под рукой, перестаю надеяться на то, что ограждение мне хоть чем-то поможет. Здесь пахнет пылью, ржавчиной, землей и еще почему-то морской водой.

Наконец проклятая лестница заканчивается – входом в абсолютно черный туннель. Кира идет уверенно, я же замираю на входе и пытаюсь заставить зрение различать хоть что-то. Бесполезно – кто-то так заколдовал туннель, что мне не удается ничего. Кира возвращается, кладет руку мне на плечо. Я вижу его глазами, но не очень хорошо – все подкрашено зеленоватым гнилушечным сиянием, которого для меня недостаточно. Тенник ведет меня за плечо, игриво щекоча когтями через куртку. Иногда он увлекается, и раздается противный скрежет рвущейся джинсы. Но сейчас меня не занимает, на что будет похожа куртка, – я в основном думаю о том, как бы не упасть. И еще – будет ли поход стоить информации, которую мы получим.

Повороты, спуски, лестницы – скоро я понимаю, что едва ли смогу найти выход сама. Разве что по запаху – но в йодно-соленом воздухе все они быстро тают. Кто-то попадается нам навстречу – я едва его различаю. Что-то приземистое, широкое, но беззвучно скользящее над полом. Четко я вижу только две пары круглых зеленых глаз. Кира аккуратно обводит меня вокруг нижнего. В кромешной тьме я спотыкаюсь о какую-то ерунду на полу и падаю, разбивая коленку в кровь. Очень больно.

– Ну ты даешь, – ворчит Кира, ощупывая быстро промокшую штанину.

– Не видно ни пса, какая зараза тут такую тьму натворила? – злюсь я.

– Техника безопасности. Наши мудрецы гостей непрошеных не любят…

Мудрецы подвальные, ворчу я про себя. Кира поднимает меня на руки и перекидывает через плечо. Интересный фокус, учитывая, что в этот раз мы с ним одного роста. Но ему, кажется, все равно. Я болтаюсь вниз головой, мне страшно неудобно, и ничего романтического в этом нет. Еще минут пятнадцать – повороты, cпуски, подъемы в полной темноте, и Кира вносит меня в здоровенный грот. Потолка я не вижу – он скрывается в полутенях, но сам грот неплохо подсвечен, причем источников бледно-голубого света я не вижу. Меня наконец-то ставят на пол, я оглядываюсь и не могу сдержать восхищенного вздоха.

Здесь явно поработала рука мастера-тенника: что-то отшлифовано, что-то отполировано, но большая часть стен оставлена в неприкосновенности. Сталактиты, сталагмиты и прочие пещерные радости представлены во всем великолепии. Где-то монотонно капает вода, и эхо гуляет между стен.

– Не слабо, – оглядываюсь я. – Мудрецы живут здесь?

– Нет, это что-то вроде холла. Нам туда. – Кира показывает на проход между двумя глыбами камня, в которых можно различить две грубо высеченные статуи лежащих кошек.

Здесь чище и почти светло – вдоль коридора у самого потолка развешены сияющие шары, в которых шевелятся мелкие живые источники света. Неужели светлячки? Приглядываюсь – нет, скорее какие-то светящиеся червячки. Интересно, их нужно кормить? И если нужно – то каждый раз приходится проходить со стремянкой?

Кира приводит меня в небольшую пещеру с гладко отполированными стенами, кивает на плоский камень в углу, больше всего похожий на надгробие. На нем даже вырублена какая-то надпись, но этих рун я не знаю.

– Садись. К нам скоро придут.

И действительно – скоро из стены выходит бледное долговязое создание, заставляющее вспомнить историю голема или чудовища Франкенштейна, настолько это человекообразное чудовище несуразно. Словно его наспех собрали из плохо подходящих друг к другу частей тела. Голова крупная, шея тонкая, руки бугрятся мускулами, но грудная клетка впалая – какая-то карикатура на человека. Светящимися зелеными глазами он смотрит на Киру, затем на меня.

– Нам нужен кто-то из хранителей памяти, – говорит Кира. – Тех, кто может рассказать о войне за верхние вуали.

Блеклое недоразумение уходит обратно в стену.

– Это зомби, что ли?

– Нет, – смеется Кира. – Он не хотел тебя пугать своим истинным видом, а как выглядят люди – давно забыл.