Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну-с, тут мы оказываемся в необходимости сделать некоторые пояснения.
Когда Чижик начал жить с Настей – да, да, увы, так дела и обстояли ко времени описываемых нами событий, как ни прискорбно это для Константина Константиновича Цветкова, коего сопереживателем мы от всей души являемся, сочувствуем мы ему, дорогие мои, – да, так когда, значит, Чижик начал жить с Настей, он, как и каждый настоящий мужик, озаботился подарком для возлюбленной, подарком дорогим, символизирующим бы их с Настею соединение, и символизирующим бы достойно, весьма достойно. Чижик помнил еще, что был он русским офицером, летчиком – до повсеместного введения Инспекций Чистого Города. Магазинов, как таковых, к тому времени, когда Настя ушла от Цветкова и стала жить с Чижиком, магазинов в городе уже не оставалось, в Пункте Распределения, к которому был приписан Чижиков, ни о каких подарках можно было бы и не заговаривать. В расстройстве некотором Чижик пребывал, и тут-то к нему и подошел Лектор – главный на полигоне металлист.
На любом полигоне ТБО – твердых бытовых отходов – неизбывно существует, чтоб вы знали, иерархия, в коей «металлисты» – разбирающие отбросы первыми, и забирающие все – вы понимаете значение этого слова? – забирающие все металлы из отбросов, металлы и камешки, металлы и цифровые платы, содержащие те же металлы, да-с, а Лектор был прежде, можем вам сообщить, Лектор действительно был когда-то лектором ХМОСОЗ – Храпуново-Мормышевского общества содействия знаниям, теперь тоже закрытого. Так вот Лектор подошел, значит, к Чижику с рукою в кармане ватника, словно бы там у него скрывался маленький дамский «браунинг». Лектор чуть высунул руку из кармана и вместо тусклого блеска белого бельгийского металла, вместо изделия льежских оружейников из ладони бывшего работника просвещения высунула слепую голову, словно бы новороженный птенец, безглазая золотая змейка.
Мы не знаем, как Чижик расчелся с Лектором, у Чижика, как мы совсем скоро с вами обнаружим, оказались весьма обширные связи и знакомства в самых неожиданных сферах, и в оных сферах Чижик имел куда больший вес, чем мог бы иметь простой водитель мусоровоза и бывший майор военно-воздушных сил, бывший пилот двухместного реактивного самолета, называемого по авиационной классификации так – фронтовой штурмовик.
Да, так вышли все трое, значит, на поверхность. Настя ежилась в чижиковом ватнике, черная ее челочка скрывала блеск глаз.
– Не приживешься ты тут, Цветочек, – сказал Чижик, теперь, наконец-то, понявший, кем друг другу приходятся Цветков и Настя. – Завтра же мы Газу скажем, что разлетаемся с тобой… – он собирался сказать – Цветочек, но вдруг помимо себя произнес: – Господин полковник… Рoспуск! – еще помимо себя сказал Чижик и хмыкнул. – Рoспуск! Понял?
«Роспуск», дорогие мои, означает команду, выполняемую группой самолетов, когда идущие единым строем машины вдруг разлетаются каждая в свою сторону веером.
Цветков, разумеется, не знал, что такое роспуск да и находился сейчас в состоянии полного одурения, поэтому, с трудом ворочая шершавым языком, высказал самое сокровенное – спросил у Насти:
– Девочка, ты вернешься ко мне?
Повисла пауза.
Настя шагнула вперед и встала перед Чижиком, то ли его загораживая от Цветкова, то ли Цветкова от Чижика.
– Я за тебя вышла, потому что ты не спрашивал, чем я занимаюсь и целыми днями пропадал в своей вшивой лаборатории, – бесстыдно сообщила Настя Цветкову. – И я собаку твою сама выводила, между прочим! Я всегда… То есть, еще тогда… Словом, у нас с Петей уже тогда… Мне нужно было прикрытие… Но живем мы с Петечкой только полгода, с тех пор, как ты выступил по тэвэ… А я-то, дура! – Настя всплеснула руками. – Дура! Я тебе не изменяла! Я-то надеялась, что ты сможешь быть нам полезным! Себе полезным! Стране! Вот дура! Ну, дура! А ты на тэвэ… На телевидении…
– На тэвэ… – бесчувственно повторил Цветков, стараясь не упасть.
Мы вам еще не сказали, дорогие мои, о чем тогда говорил Цветков на телевидении. Так вот о чем. Цветков, перед телекамерой стреляя в разные стороны глазами, представленный миллионам телезрителей по полной форме – Константин Константинович Цветков, профессор, доктор биологических наук, заведующий лабораторией Института эпидемиологии – Цветков, значит, авторитетно заверил всю страну, так вот представленный сугубым вшивым специалистом, что вши по всей стране целиком и полностью и совершенно блистательно отсутствуют, и все благодаря неустанной заботе Центральной Инспекции и Центрального Комитета Храпуново-Мормышевской партии России. Так-то вот.
– Я… – залепетал потрясенный Цветков, – я… Мне сказали… Сказали – возобновим работу… Я думал, в институте… Возоб… новлю… Мой препарат… Довести препарат… Спасти людей от тифа… Ты же знаешь… Дело не только в площицах… Это лобковые вши так называются, – отнесся он к молчащему Чижику. – Они безвредны, собственно, только что кусаются… А вот платяные вши… – вновь он повернулся с сожителю жены, – переносчики… Называются платяные… Живут в вещах… В платьях… – Чижик молчал. – Я думал, в институте, – совсем уже сник Цветков, – а меня вот сюда… Сюда… А ты… Ты, значит… Ты всегда… Ты никогда…
– Да, – сухо произнесла Настя. – Я никогда.
– Сейчас тут ни у кого платьев-то путевых нет, – сухо произнес Чижик чистую правду, никак, впрочем, не идущую, как всегда всякая правда, никак не идущую к делу.
И опять мы, дорогие мои, вынуждены сделать отступление. И не о моральном облике гражданки Цветковой пойдет речь.
Дело в том, что наш Цветков, как вы уже поняли, в своем институте боролся со вшами отнюдь не прожаркой. Это в российской армии и на российских зонах, да и во всей России со вшами борются, прожаривая одежду – и, как вы понимаете, совершенно тщетно. Ну, совершенно тщетно. А Цветков наш Костя изобретал различные биологические препараты – такие, что, будучи употребленными, например, методом капельного распыления над скоплением людей, риккетсий, то есть вшей и схожих паразитов, риккетсии – это по-научному, уж извините нас – риккетсий, значит, на людях целиком и полностью уничтожают, а вот для самих людей, животных и, скажем, для воды и пищи совершенно оказываются безвредны! Препараты оные профессор Цветков много лет, значит, изобретал с разною степенью эффективности, но его самого как настоящего ученого эффективность эта не устраивала – или вши дохли не очень дружно, или вместе со вшами дохли те, кто сдохнуть никак не должны были – например, мыши. Мышей Цветков очень жалел. Но мало того. Случалось, дохли и люди.
В частности, в результате опытного применения варианта препарата Ц-14-а3, мгновенно, на глазах Цветкова, умер неплотно надевший маску сотрудник его лаборатории Дима Никишин – молодой мужик, только на четыре года моложе самого Цветкова. Дима вдруг глубоко, утробно вобрал в себя воздух, за доли секунды стал сначала желтым с лица, словно китаец, потом вдруг совершенно красным, краснее самого Цветкова, потом фиолетовым, как баклажан – все произошло, повторяем, за доли секунды, и, выронив из рук стеклянную кювету от спектрофотометра, с которой они с Цветковым собрались было работать, рухнул на пол, изрыгая из мертвого уже рта черную пену. И немедленно Ц-14-а3 у Цветкова забрали в другую лабораторию того же института, потому что выяснилось, что Ц-14-а3 разом отключает у человека печень, мало того, воздействует на печень так, что печень мгновенно начинает выбрасывать в кровь чудовищной силы яд. Вот они, биологические-то методы борьбы с насекомыми! А Цветков, еле оправившись от случившегося, маниакально взялся за новый препарат – Ц-14-а4.