них плотными колками росли не только березы, но и дубки, и клены, и еще какие-то деревья — скорее всего, южного происхождения, названия которых Вольт не знал.

Петриченко дернулся, выматерился с глухой тоской, резко надавил на педаль тормоза, но увидев, что сзади на него падает громоздкая тень, в тот же миг включил скорость и что было силы нажал сапогом на небольшую, до блеска надраенную подошвой продолговатую железную плошку газа.

Две небольших бомбы, которые швырнул "мессер", разорвались позади, причем одна попала не в колею, а на обочину, ушла за кювет, подняла целую кучу земли и полевого мусора.

"Мессершмитт" взревел сдавленно, рванулся вверх и через мгновение очутился в сером водянистом облаке, так кстати заползшем в этот лесной квадрат.

Спасение у Петриченко было только одно — быстрее достичь лесной кромки и уйти под прикрытие спасительных крон. Полтора километра, отделявших головную машину от опушки леса, сержант одолел секунд за двадцать, машина его никогда, наверное, не ходила с такой оглушительной скоростью.

Он сумел нырнуть в лес, затеряться там, прикрытый сверху соснами, не был виден летчикам, а вот последняя машина, за баранкой которой сидел простой брянский парень по фамилии Сидоров, от резкого ощущения опасности слипшийся с рулем, выворачивавший голову от предсмертного напряжения то вбок, то вверх, но и в этом положении ничего нельзя было увидеть, — угодил под спаренную пулеметную очередь.

Переднюю часть "газона" со слабеньким писклявым мотором очередь совсем не тронула — даже царапины не оставила, а вот заднюю распотрошила основательно, железки все, трубки, змеевики порубила словно топором… А ведь эта часть была важна так же, как и помывочное отделение… Бедный Сидоров, увидев железные ошмотья, оставшиеся от важного агрегата, чуть сознание не потерял.

Лейтенанту Никанору Петровичу тоже чуть плохо не стало: получалось, что бойцов генерала Симоняка они помыть, конечно, помоют, хотя и не всех, а вот насчет борьбы с "фронтовыми подругами"… Тут они вообще свою боевую задачу не смогут выполнить. Нечем ее выполнять.

Впрочем, в непростые минуты эти задача стояла совершенно иная — надо было оторваться от "мессеров", все сделать, чтобы они оставили боезапас свой в лесу, в поле, в болоте, где угодно, но только не на крышах машин АПК. Отряд их хоть и является единицей полубоевой, стоящей в третьем ряду фронтовых порядков, а сделать может не меньше какой-нибудь готовящейся к атаке стрелковой роты.

Примерно так описывал роль автопароформалиновых камер на фронте какой-то говорливый майор из штаба Симоняка.

Жадно, захлебываясь горючим, выли моторы "мессеров" — жаждали пираты крови, исковерканного металла и раздавленной, изжульканной плоти, испуганно выли моторы машин, которые казались фрицам, находящимся под облаками, на высоте положения, обреченными — если с первого захода они в этих скрипучих тихоходов не попали, пролетели мимо, то во второй заход попадут обязательно.

Тем более, машиненки эти, заползшие в лес и считавшие себя спасшимися, ждет нехороший подарок — голое поле, напрочь выскобленное снарядами и бомбами, там их самолеты люфтваффе и атакуют, заставят задрать копыта вверх… Пусть сушат резину.

Не ведали немцы, так размышлявшие, что водитель головной машины, наряженный в телогрейку, украшенную несколькими заплатами, это тоже знает, поскольку несколько раз уже ходил по здешним дорогам, пробовал их на зуб и в памяти своей даже карту нарисовал. Теперь он эту карту и использовал.

Он часто тормозил, приоткрывал дверь и высовывал голову из кабины, напрягался так, что у него даже рот распахивался, а глаза замирали на одной точке, видимой только ему: Петриченко слушал пространство, буквально всовывал ухо в небо, вжимался в него, пытался определить, где находятся немецкие самолеты…

Иногда он засекал их звук, иногда нет, снова хватался за руль и совершал бросок вперед, потом снова останавливался и совершал уже знакомое и ему самому и всему отряду действие — изучал воздушное пространство.

Колонна поступала так, как поступал Петриченко — покорно тормозила, шоферы высовывали головы наружу и напрягались, подсобный народ тоже напрягался и вострил уши, щупал глазами небесную высь и вообще вселенское пространство, люди во всем шли по следам водителя головной машины: ведь он был самым опытным, старшим среди них.

Может быть, даже старше командира их непосредственного — Крылова Никанора Петровича. А "мессеры" не уходили, звон моторов висел в воздухе — караулили колонну, ждали, когда автомобили появятся на голом, не защищенном деревьями месте, притормозят перед какой-нибудь ямой — и тут их можно будет накрыть окончательно. Главное — далеко не уходить, крутиться над этим квадратом, подобно мухам, засекшим кусок конфеты и решившим его проглотить.

"Мессершмитты" не исчезали, ждали.

Петриченко в очередной раз остановился, озабоченно глянул из раскрытой двери вверх, прислушался — "мессеры" продолжали барражировать неподалеку, ждали, без добычи не хотели уходить.

— Вот вам добыча, — Петриченко вскинул над головой руку с крепко сжатой фигой, потыкал ею в воздух, будто толкушкой давил картошку, — вот!

Затем, продолжая бурчать под нос что-то невнятное, покрутил головой, изучая пространство, и сказал Вольту:

— Внимательно следи за воздухом! Я был неправ, когда сказал, что немцы больше не будут нападать — видишь, как все вышло? Сейчас все от тебя зависит, парень, понял? — Через мгновение добавил: — И от меня тоже.

Речь его снова сделалась невнятной, будто бы от усталости. Непростым, можно сказать, загадочным человеком был сержант Петриченко. А с другой стороны, его можно было понять — он действовал, как принято говорить в таких случаях, по обстоятельствам. Хотя иногда промахивался.

Вольт, стоя на подножке с задранной головой, стараясь как можно крепче цепляться за неудобные железные ребра кабины, обратился в одно большое ухо. Сержант вел сейчас машину на средней скорости — километров пятьдесят в час, не больше.

Вдруг Вольт ощутил, что на голову ему будто бы накинули какую-то колючую сетку, болезненно передернул плечами — понял, что лес немного расступился, отскребся от дороги, машины их колонны стали видны сверху, — так что сейчас самолеты навалятся на них.

В эту минуту он даже имя-отчество сержанта вспомнил — Кузьма Семенович (услышал как-то в разговоре, имя-отчество само и отпечаталось в памяти, нырнуло куда-то в глубину, а сейчас возникло вновь), пригнулся и выдохнул что было силы, в крике сплющивая слова:

— Кузьма Семенович, "мессеры" настигают нас!

— Понял, парень, — откликнулся Петриченко сипло и что было силы надавил на педаль тормоза, — по-о-онял!

Через несколько секунд бомба, сорвавшаяся с борта "мессера", разорвалась впереди на обочине дороги, метрах в пятидесяти от машины. Вреда колонне не причинила, удар пришелся на дремучую, с толстым раздваивающимся вверху стволом сосну.

Старое сильное дерево с тягучим