— Погоди, Лень, — я начал догадываться, куда клонит наш летчик.

— Нет, нет, — Саид начал отмахиваться от собственной идеи, — захватить аэродром нашими силами невозможно.

— Вы предлагаете захватить аэродром? — ухмыльнулся Эдик.

— Это круто! — воодушевился Леха.

— Предположим, аэродром мы захватим, — вклинился в разговор я. — Точнее, как я понимаю, весь его нам захватывать не требуется, достаточно завладеть одним из вертолетов, я прав?

— Да, можно и так, — согласился до того молчавший Ахмад.

— А кто сможет управлять этим вертолетом?

— Мы, — удивленно переглянулись оба пилота.

— Но вы не летали больше десяти лет? — я продолжал давить, но они только усмехнулись.

— Тот, кто летал под огнем врага, забыть свою машину не сможет. Да, техника полета может быть и хуже. Но забыть… — Саид покачал головой.

— Но вы же летали на советских машинах! — мой последний аргумент выглядел непрошибаемым.

— Советские и штатовские машины не отличаются принципиально, — вот теперь я видел перед собой профессора, читающего лекцию юному студенту. — К тому же мы изучали управление американскими машинами и даже пару раз летали, — улыбка превосходства афганского пилота стала еще шире. Уточнять, где и когда он летал на американских вертолетах, я не стал.

— Раз все выяснили, — Эд взял руководство в свои руки, — можно приступить к разработке плана, а то скоро начнет темнеть и настанет пора выдвигаться.

— В ночь мы не пойдем, — мне пришлось охладить пыл новоявленного Рембо. — Ночью мы слепы, а они будут видеть живые организмы лучше, чем днем. Ложимся спать, завтра рано утром встаем, выдвигаемся поближе к аэродрому и, — я вытянул из рюкзака и показал бинокль, — ведем наблюдение. Если получится выяснить все необходимое, то, возможно, начнем действовать завтра же днем, нет — будем ждать еще сутки. Но нападать в любом случае придется днем, но никак не ночью.

— Молодец! — Эд даже обрадовался тому, что я снова перехватил у него инициативу. — Что ж, спать так спать. Чья очередь караулить первому?

Этим вечером в нашем разношерстном лагере царило радостное возбуждение, и лишь немногие понимали, чем грозит предстоящая авантюра.

На дежурство я заступил первым. Измученные переходами, смертями, полуголодные, смыв с себя пот и получив надежду, ребята довольно долго не могли угомониться. Эд спорил с Исмаилом на какую-то религиозную тему, Леха, Леонид слушали воспоминания афганских вертолетчиков. Я сидел на расстеленном коврике, отделенный ото всех стеной, и вслушивался в окружающие звуки. Вскоре начало темнеть, утомившиеся спорщики разошлись по своим «постелькам», слушатели и рассказчики тоже провалились в сон. Окружающая мгла подступала медленно — вначале исчезли дальние деревья, затем растворились крыши соседних домов, потом темнота подошла вплотную, отрезав от меня близкий кустарник. Наконец ночь поглотила все, даже вытянутую вперед державшую автомат руку.

Мне показалось, что я на мгновение уснул, но нет, шаги слышались совсем рядом, будто маленькие босые ступни по щиколотку утопали в изумрудной траве. Она была совсем рядом.

— Алла? — тихо спросил я и почувствовал на своих губах ее пальчики. Она опустилась на колени. Ее маленькие ладошки уперлись в мою грудь, заваливая меня на спину.

— Алла, — прошептал я. — Что ты делаешь, Алла? — кровь бешено колотилась в моем сердце. — Я же…

— Пусть… — ее дыхание стало прерывистым.

…а как же…

— Пусть…

— Но я ведь…

— Молчи, молчи… — долгий вздох. — Если мы завтра умрем, то я хочу быть с тобой сегодня.

Она все понимает. Все, все. А будь что будет, автомат лег на землю, на расстоянии руки. Взаимное раздевание почти в беспамятстве…

— Я сама, — прошептала она, — лежи…

Я замер, дрожа всем телом так, будто это должно было случиться со мной первый раз в жизни, коснулся руками талии. По ее телу прошла встречная волна дрожи. Сидя по-прежнему сбоку и прислоняясь бедром к моему бедру, Алла нагнулась, коснулась губами моих губ, при этом ее набухшие груди касались моей кожи, ее шелковые волосы щекотали мои плечи, она на секунду отстранилась и тут же поцеловала меня в давно небритую щеку, в шею, в ямку на груди, дотронулась до давнего шрама, нежно перебирая губами, пошла ниже, ниже и вновь вверх. Жадно впилась в мои губы и вдруг меня оседлала — рывком, более не в состоянии сдерживать копившуюся страсть. Сжала коленями как необъезженную лошадь и… звезды зенита закружились в неистовой пляске. Я был в ней, она во мне.

— Коленька! — шептала она, кусая мои губы, до боли, до крови разрывая мои плечи, но эта боль была сладкой. Мы упали в бездну одновременно. Чтобы не захрипеть, я закусил губу, она, не в силах сдержаться, сдавленно вскрикнула, навалилась на меня всем весом, обессиленно распластавшись на моей груди. А звезды продолжали кружить в небе, я осторожно обхватил ее за талию, она помогла мне, мы перевернулись, и все началось сызнова.

Этой ночью мы позволили выспаться всем, кроме себя. Уже начала алеть заря, а мы все никак не могли оторваться друг от друга… Лишь когда стало светлеть, она отстранилась:

— Вот и все.

Я коснулся пальцами ее волос.

— Я люблю тебя! Не знаю, когда я это понял, возможно, в тот день, когда мы вместе лежали под падающими бомбами, возможно, чуть раньше, когда ты не захотела оставлять меня одного.

— Я думала… — она совсем по-девчоночьи всхлипнула, — что ты никогда уже этого не скажешь. Я тоже люблю тебя, с нашей первой встречи. А теперь скажи, что ты будешь помнить меня всегда! Скажи! Такой, как я есть сейчас, скажи! — она почти плакала.

— Конечно, я буду тебя помнить, мы же теперь всегда вместе. Всегда.

— Нет, только эту ночь, — она поднялась и, осторожно ступая, скрылась где-то за деревьями. Я смотрел ей вслед и не мог понять, что должна означать сказанная ею фраза. В душе чернотой разливалась бесконечная тоска. Я встал, не спеша оделся, а что теперь спешить? Дождался, когда Алла вернется к остальным и, чувствуя на губах вкус ее губ, пошел поднимать наш небольшой отряд.

— Подъем, — тихий шепот в иной обстановке будит не хуже резкого окрика. — Пора. Утро.

Шорох спальников, в рассеивающемся сумраке видно, как руки первым делом касаются оружия. Ворчит спросонья недовольный чем-то Леха, подавив стон, поднимается на ноги Саид, Исмаил, вскочив с земли, озирается по сторонам, Ленька спешит поскорее раствориться в серой тени кустов. Как будто только что проснувшись, сладко потягивается Алла, смотревший на нее Ахмед что-то бурчит и отворачивается. Находясь в нескольких метрах от девушки, чувствую ее волнующий запах. Ее руки, ее губы, ее тело, я помню их прикосновение. Ощущаю аромат волос…

— Ты чего никого не разбудил? Проспал? — Эдик пребывает в своем репертуаре.