— Вы откуда звоните?

— Из Калининграда. И спрашиваю о вашем бывшем муже. Я видела его, и как-то нехорошо мне, сердце ноет, волнуется за дочку. Скажите, хоть это и давно было, как вам с ним жилось?

— Не хочу я о нем говорить.

— Поймите, Катя. Если бы ваша дочь выходила замуж, а у вас вместо радости душа разрывалась на части? Развейте мои сомнения. Почему вы развелись?

— Потому что он подонок.

— Гулял?

— Он ревновал меня к каждому столбу. Я терпела. А когда возвращался из плаванья… Это было ужасно.

— Он вас бил? — насторожилась я.

— Не совсем. — Женщина перешла на шепот. — Он требовал страсти, а я ничего не чувствовала. И тогда он насиловал меня, сознательно причинял боль. Вы понимаете, что это такое?

Я промолчала. Муж-насильник, чего ж непонятного. Истомина поспешила пояснить.

— Однажды, когда я отчаянно сопротивлялась и вздумала закричать, он сдавил мне горло. Я потеряла сознание, но он продолжил насилие. У меня остались следы на шее. На следующий день я собрала дочку и уехала… Бегите от него, не отдавайте ему свою дочь.

— Сейчас он повзрослел. Много лет прошло. Он больше не ходит в плавание. Истомин в отставке.

— Я знаю. Но он не изменился. В прошлом году мы приезжали в Калининград. Дочке исполнилось восемнадцать, она хотела увидеть папу, да и я, грешным делом, подумала, что Истомин подкинет денег, ведь алименты закончились. Мы встретились в людном месте. Поначалу он даже шутил, говорил комплименты, а потом я увидела в его глазах злость, которую запомнила на всю жизнь. И кривую улыбку. Так он смотрел на меня перед тем, как наброситься. Но самое ужасное, что его взгляд был обращен не на меня, а на нашу дочь! Мне стало не по себе. Хорошо, что рядом были люди, другие моряки. А иначе…

— А что случилось? Что спровоцировало такую реакцию?

— Не знаю. Истомин выродок, вот и все.

— Возможно, был некий толчок. Попытайтесь вспомнить.

— Был День военно-морского флота. Я специально подгадала поездку на конец июля. Истомин назначил встречу на набережной Петра Великого. Там оказался Музей Мирового океана. Красивые корабли пришвартованы вдоль набережной, и даже подводная лодка. Их можно посещать, они используются как музеи. Истомин пришел в парадной форме. Он много говорил, водил нас по кораблям, объяснил устройство подводной лодки. И вот когда мы поднялись из подводной лодки, он и вспылил.

— Это напомнило ему возвращение на берег?

— Не знаю. До этого мы посетили два судна, спускались по трапам, все было нормально.

— Возможно, он прикоснулся к девушке, прижался к ней.

— Наоборот. В подводной лодке было душно. Дочка первой выбралась на воздух, сняла курточку и наблюдала, как сходим мы. Ей все понравилось. Она светилась. А он потребовал снять золотое украшение.

— Какое?

— Так, ерунда. Золотая висюлька в пупке.

— У девушки был пирсинг?

— Сейчас это повальное увлечение среди молодежи. Вот я и разрешила. Все лучше, чем в ноздре или на языке.

— Да уж. И что было дальше?

— Истомин страшно разозлился, когда дочь отказалась. Он насильно надел на нее курточку и сказал, чтобы мы проваливали и уезжали из Калининграда. У дочери был шок. Она плакала. Я увела ее. А Истомин тут же пошел отмечать праздник с каким-то знакомым моряком. Он стал много пить.

— Спасибо, Екатерина, вы меня просветили. Теперь буду думать, как отговорить дочь.

— Не связывайтесь с Истоминым. Пожалеете. А мы на следующий день уехали из Калининграда. От греха подальше.

Отключив связь, я посмотрела на Коршунова.

— Что скажешь?

— Даже не знаю. Не отклоняемся ли мы в сторону? Наша задача — узнать судьбу пропавших документов, а не хвататься за нераскрытые преступления, которые попадаются на пути. Допустим, Истомин садист. И что?

— Он садист и насильник, который реагирует на пирсинг. Ты слышал, что говорила его жена? Он может задушить. Если он убил Ингу Лехнович, то вряд ли на этом остановился. Могут быть и другие жертвы. Надо узнать, были ли нераскрытые изнасилования и убийства в тех местах, где служил Истомин?

— Конечно, были. Можешь не сомневаться.

— Нас интересуют те случаи, когда у жертвы был пирсинг. Сделай такой запрос. Ну, пожалуйста, — ласково попросила я.

— Я только и посылаю запросы. Половину отдела отрываю от работы.

Пришлось перейти к угрозе.

— Коршунов, если ты откажешься, в мою комнату ни ногой!

— Ладно-ладно. Время еще есть. Три дня. — Последние слова он произнес очень грустно, словно речь шла о неизбежном расставании. Кирилл взял смартфон, вошел в свою почту, чтобы набить сообщение, как вдруг его унылое лицо приобрело каменную твердость. — Нам ответили.

— Что случилось? — встревожилась я, не вытерпев его молчания.

— Никакого киллера-дублера не было. Контора не проводила параллельное расследование. Никто из наших сотрудников не мог быть причастен к убийству Назарова. И еще…

Он смотрел на меня, не решаясь что-то сказать.

— Договаривай уж, — помогла я ему.

— Руководство не верит твоим словам. Они убеждены, что шестого июля в 308-м номере отеля «Дона» стреляла ты.

Кирилл потупился. Он смотрел на смартфон, словно умоляя, чтобы на дисплее появилось другое сообщение. А мне хотелось швырнуть лживое устройство в стену. Я первой нарушила затянувшееся молчание.

— Подумай сам. Разве я стала бы убивать Назарова, если мне поручили его ранить? Зачем мне это? Да и потом… Первый выстрел я всегда делаю в грудь, чтобы избежать промаха. И только затем — в голову. А тут — два выстрела в затылок. Как я могла это сделать? Он что, повернулся ко мне спиной и сказал: давай, детка, мочи!

— Светлая, это мнение начальства. Согласись, странная история.

— Ты тоже мне не верил. Сам говорил, что выкручивался, чтобы прикрыть мою ошибку. Ошибку, которой не было!

— А что еще я мог подумать? Ты была в номере в момент убийства. Пули выпущены из такого же пистолета. Тебя засекли в отеле сразу после выстрелов.

— Ты забыл про открытое окно.

— Это классическая уловка. Все подумали, что ты ушла через окно, а на самом деле спустилась по лестнице.

— Я вошла в номер, чтобы убедиться, что там мой клиент. И увидеть того, кто стрелял. Но там был только труп и открытое окно. Понимаешь?

— Сейчас я тебе верю.

Внезапно я почувствовала прилив слабости. Мне стало нехорошо от дикой мысли.