меня под крышку и объявил, что первый, кто откроет табакерку, станет невольным убийцей. А затем разбойники забрали всё, что смогли найти, и ушли. Чуть позже в дом вернулись хозяева. Они ходили по комнатам и о чем-то разговаривали, а я что есть силы звал их, но безуспешно. Последнее, что я помню, — это то, что хозяева собирались в город за помощью. После этого в доме стало тихо.

Тролль замолчал. Ирвин присвистнул:

— Ну ты и фантазёр, Томас. На твоём месте я бы, конечно, придумал историю получше, но… Ты всё равно меня удивил. Не знал, что ты умеешь… вот так импровизировать на ходу. Только один вопрос: зачем надо было выдумывать про хозяев? Ну, что они пошли в город?

— Потому что я не хотел, чтобы маленькая женщина бросила меня до восхода Реф, — пояснил тролль. — Она должна была остаться со мной и ждать родителей, иначе один бы я не выбрался.

— Понятно, — кивнул Ирвин. — Что было дальше?

— Дальше… — Тролль смотрел на могучие скалы. — Она… поверила. Поверила и стала меня утешать. Меня. Тролля. Который только что лишил жизни её родителей.

— Злая ирония, — понимающе кивнул Эббот.

— Да, — согласился Томас. — Маленькая женщина настолько доверилась мне, что захотела поведать свою историю. Её звали Дора. Она была желанным ребёнком в семье, потому что её мать никак не могла забеременеть. Вместе с мужем они ставили свечки Биусу и молили его смилостивиться и высечь хотя бы маленькую искорку жизни из… камня, — стиснув зубы, закончил Томас. Говорить ему становилось всё тяжелее. — Биус долго не отвечал на их молитвы, но однажды, когда они уже отчаялись завести ребёнка, жене привиделся странный сон. В этом сне к ним на статной лошади в яблоках и с телегой, полной товара, заехал какой-то торговец из большого города и предложил купить маленькую табакерку. Он говорил, что то, что находится в ней, осчастливит их дом на всю оставшуюся жизнь. Проснувшись, жена всё рассказала супругу. Они решили, что это добрый знак, и стали ждать, когда незнакомец окажется в их краях. Но его всё не было. Сменилось много-много Реф, прежде чем в долину пожаловал толстый торговец на статной лошади в яблоках и с возом, полным разного добра.

— И предложил табакерку, — добавил гвардеец.

— Разумеется, — ответил Томас. — Но заломил цену. Мужу это не слишком понравилось. Жена спорила с ним, уверяла, что никакие драгоценности на свете не заменят им родительского счастья. В конце концов муж сдался. Они купили у торговца табакерку за целую гору золотых. Напоследок незнакомец бросил довольный взгляд на супругов, и в глазах его промелькнул янтарный блеск. А затем пришпорил лошадь, и больше они его никогда не видели.

— Кажется, я знаю, что… вернее, кто был в табакерке, — усмехнулся Ирвин.

— Там была Дора, — подтвердил Томас. — Ещё совсем коротышка.

— А как она туда попала? — спрашивал Ирвин. — Так и родилась в табакерке?

— Этого она не знала, — развёл руками тролль. — Но с тех пор её родители каждый день неустанно благодарили Биуса за дочь.

— Мило, — улыбнулся Ирвин. — У этой истории есть продолжение?

— Да, — вздохнул тролль. — Пока Дора росла, ей становилось всё хуже. Она была вялым, хилым ребёнком, и родители не могли понять, в чём дело. Но их молитвы Биусу не остались незамеченными. Во сне матери привиделась та самая табакерка, в которой они нашли младенца. Наутро слуги перевернули дом вверх дном в попытках отыскать табакерку. Беспечность могла стоить хозяевам очень дорого, но они нашли артефакт. После ночи, проведённой в табакерке, Дора пошла на поправку.

— Хм, — нахмурился Ирвин. — То есть она не может жить без своей табакерки? Кого-то мне это сильно…

— Да, гвардеец! — внезапно ударив кулаком по скале, произнёс Томас. — Она не могла жить без табакерки, как я не могу жить без Камня! Без пещер и подземных тоннелей, которые укрывают меня от Фера!

Тролль отвернулся. Гвардеец осторожно спросил:

— Тебя это… расчувствовало?

Томас тяжело вздохнул и вновь повернулся к Ирвину.

— Да, — наконец ответил он. — Всю жизнь я привык считать, что только тролли по-настоящему знают, что такое… несправедливость. Люди, эльфы, гномы и все остальные живут при свете Фера и Реф, пользуются милостью Богов, строят города там, где им вздумается, и делают всё, что захотят. Одним словом, не знают, что такое несправедливость! Много говорят о ней, и каждый примеряет её на себя, но на самом деле никто из них не знает! Маленькая женщина — Дора — уже с младых ногтей поняла, каково это — жить в мире, где тебе приходится прятаться! Где настоящие, а не выдуманные увечья значат гораздо больше, чем бессмысленные людские споры о правильном и неправильном цвете кожи, длине ушей или Верховном Боге!

Повисло молчание. Ирвин серьёзно смотрел на Томаса, понимая, что этот тролль намного умнее, чем он представлял.

— Теперь я… — замялся Томас. — Теперь я понимаю, что на поверхности все расы, опьянённые свободой и… чувством собственной правоты, сами создают себе большинство проблем! И насаживают несправедливость другим! Слушая из табакерки ваши бесконечные пререкания, я пришёл к выводу, что несправедливости, плодимой людьми на поверхности, гораздо больше, чем когда-либо существовало у троллей в городе под Горой! Наша ограниченность сплотила нас, а свобода выбора вас разобщила! И теперь, гвардеец, я боюсь лишь одного: когда я найду Путь в Царство вечной Реф, где все тролли живут на поверхности, я не хочу увидеть, как мои братья сеют между собою раздор и несправедливость, уподобляясь злобным людям, глупым эльфам, жадным гномам и скупым дворфам!

Ирвин чувствовал себя так, словно ему дали пощёчину. Томас между тем продолжал:

— Дора беседовала со мной до самого заката Фера. Она вспомнила, что так и не узнала, как меня зовут, и я ответил: «Томас!». Это было первое человеческое имя, пришедшее мне в голову. Так звали торговца, продавшего её родителям табакерку. Дора доверчиво делилась со мной всем, что знала сама, и я услышал о таких вещах, о которых даже и не помышлял. Она рассказывала обо всём очень просто и даже не удивлялась тому, что я задаю ей странные для обычного человека вопросы. Как живут люди в больших городах? Чем занимаются? Кому служат? Что происходит в мире? Почему эйферийцам так важно, что Фер — единственный Верховный Бог, а Бога Тьмы следует непременно презирать? Я задавал вопросы и получал на них совершенно неожиданные ответы. А когда Фер опустился за горизонт и на небе взошла Реф, я…

Томас запнулся и надолго умолк, чтобы перевести дух.

— Что-то произошло, да? — догадался Ирвин. — Когда она