Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кит… Господи… Ты хоть что-нибудь видишь?
— Ничего. Тут невозможно пройти.
— Ну вот, что за слова. Эрнест только таких от нас и ждет. — Тут Скотт снова упал. Застонал, поднялся. — Пошли, — сказал он. — Вперед. Будем как тот безумный англичанин, который силком волок коней всю дорогу до Южного полюса. Важно стремиться к цели, Кит…
Он пошел напролом; мои глаза привыкли к темноте, и я Оросился за ним, как некогда доблестные соратники за великим Робертом Фолконом Скоттом[19]. Что еще им оставалось? Что еще оставалось мне?
— Скорей, — бормотал Скотт, — Эрнест догонит.
Не успели мы одолеть еще одну горку, Скотт снова плюхнулся и заорал, потому что я споткнулся об него и на него навалился. Ямы, рытвины крылись под густым папоротником на каждом шагу, и как только мы, слава богу, добрались до какой-то полянки, я схватил Скотта за руку и сказал, что дальше его не пущу.
— Да вы хоть в ту сторону идете-то? — сказал я. — Нельзя ломиться наобум.
Скотт вспотел, задыхался, я тоже.
— Почем я знаю, в какую нам сторону, — прохрипел он. — Просто надо идти и идти, чтоб Эрнест не догнал.
— Ладно, — сказал я. — Ладно. Вы только не волнуйтесь.
Снова мы поскакали по папоротнику, по скользким, облиплым кочкам. Я уже было освоился с этой гонкой, но тут Скотт рухнул в огромную груду листьев, перекувырнулся и зарылся в нее чуть не с головой.
— Все пальто проклятое, — проговорил он, задыхаясь и выныривая из-под листьев, как пловец из воды. Он содрал с себя верблюжье пальто, швырнул на низкий сук березы.
— На обратном пути захватим. Нож у тебя есть?
Я всегда таскал с собою нож.
— Открой бутылку, — и он сунул ее мне в руки. — Надо горло промочить. Тошно мне.
Я не стал спорить. Зачем? Что толку? Я открыл бутылку и протянул ему. Скотт налег спиной на березовый ствол, а голову свесил и все не мог отдышаться. Потом он задрал голову, несколько раз приложился к бутылке и отдал ее мне.
— Нет, спасибо, — сказал я.
— И правильно, — сказал Скотт. — Совершенно правильно, Кит. Не сдавайся. Только не сдавайся, никогда. Поверь, уж я-то знаю.
Вино как стимулирующий укол мгновенно подействовало на Скотта, верней, оно подстегнуло его актерские способности. Когда Скотт встал, он снова шатался. Но я-то знал, что вовсе он не пьян. Он еще как бык трезв, удивительно трезв, хотя он ужасно странно и путанно говорил.
— Давайте сюда бутылку, я понесу, — сказал я, а сам решил зашвырнуть ее подальше.
— Ха-ха. Не лишай меня моего единственного неотъемлемого права, старина Кит. Не тронь! И не учи меня, — прибавил он злобно.
И вдруг побежал вперед, будто услыхал за собой лай собак и улюлюканье охотников.
— Бежим, бежим, — чуть не взвизгнул он.
Я подобрал его пальто и тоже побежал. На бегу он швырнул бутылку. Она разбилась о ствол.
— Что это? — он даже остановился.
— Вы бутылку разбили.
— Я?
Он снова побежал, добежал до крутой горки, не смог ее взять, свалился в грязь и там остался лежать. Он так задыхался, что я подумал, он все пошлет к черту. Тут мы услыхали, как на бретонский лад кычет сова.
— Шшшу-аны… шшшуаны…
— Хемингуэй. — И Скотт поднялся на ноги. — Господи, догоняет.
— Погодите-ка, Скотт, — сказал я. — Ему нас тут ни за что не найти. Почему бы сперва не разобраться толком, в какую нам сторону?
— А Эрнест и не станет нас искать, неужели ты не понял? Он хочет нас обогнать, вот и все. Он хочет раньше добраться до моей шляпы. И, ей-богу, он доберется до нее, как пудель Эдит Уортон, только чтоб доказать, какой он замечательный солдат и как он здорово ориентируется в лесу. И нечего тебе со мной спорить. Пошли.
Он снова пошел, он спотыкался как слепой. Свесил голову и шарил руками по воздуху, чтоб не наткнуться на дерево. Я двигался за ним таким же манером, и хоть смысла во всем этом было не больше, чем прежде, я тоже спотыкался, падал, вставал, — а что мне еще оставалось? — а он то и дело скатывался в ямы, в вороха листьев и вот, кажется, совсем изнемог. Потом он насилу поднялся, подполз к поваленному дереву, оперся об него и сказал:
— Только ты ради Христа меня подымай, Кит. Если ты меня оставишь лежать — я пропал.
— Да какая разница? — простонал я, шлепаясь на мертвый ствол с ним рядом и изо всех сил глотая воздух. — Мы же все равно не знаем, где мы.
— Брось ты свои английские штучки, — осадил меня Скотт. Он попробовал подняться, не держась за дерево. — Я точно знаю, где мы. Я разработал план кампании, и вся позиция у меня в голове как на карте. — Он постучал себя по лбу. — Так что держи свои английские штучки при себе.
Опять он сунул мне бутылку — последнюю. Только тут уж я отказался ее открывать.
— Если вы выпьете еще хоть каплю этой дряни, нам не видать вашей шляпы и нам вообще не выбраться отсюда.
— Открывай!
— Нет.
— Открывай немедленно, щенок!
Я рукой отстранил бутылку.
— Лесной дикарь! — заорал он. — Неужели тебе не ясно, мне вина-то и не надо! Ты только открой…
Я выдернул пробку и отдал бутылку. Скотт ее выхватил, как-то странно замахнулся на меня, потом запустил полной бутылкой в темноту.
— Ну как, доволен? — спросил он.
— Да.
— Вот и хорошо. Теперь давай соображать, где мы, а то я ни черта не понимаю. — И он как-то жалостно прибавил: — Неужели и ты не знаешь, Кит, где мы? А еще называется — житель лесов!
— Сами сюда забрались. Не я же вас привел.
— Наверное, нам надо вон туда, — и он снова стал продираться сквозь чащу.
Потом начался сплошной бред, мы с хрустом ломали сучья, спотыкались, падали, для нас будто нарочно нагородили кочек, понапрятали щелей и дыр, и мы одолевали их как траншеи, как заграждения из колючей проволоки на полях Пикардии. Я весь вымок, я извалял брюки в грязи, изодрал их к черту, куртка промокла, ботинки расквасились, волосы липли к лицу, меня бросало то в жар, то в холод, я злился, и я совсем замучился.
— Чушь собачья, — бормотал я. — Надо же было придумать такую дурацкую, идиотскую, проклятую чушь!
В конце концов Скотт просто рухнул, и я прислонил его к грязному пригорку. Лица я не видел, но я знал, что он смотрит на меня как угодивший в капкан изнемогший зверь. Я так и чувствовал на себе затравленный взгляд светлых глаз.