Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда-нибудь, Кит, дружище, — оказал он, когда я его поднимал, — ты еще умрешь за родину, как Эрнест. Общеизвестный факт. Хемингуэй погиб под Капоретто. От него уже ничего не осталось. — Он вздохнул, а потом весь ушел в себя и вдруг крепко заснул.
Я накинул на него спасенное верблюжье пальто, не глядя, как попало. Он уже храпел, а я переминался с ноги на ногу, чтобы согреться, и не знал, что с собою делать.
Бросить его! — решил было я мрачно. Бросить и вернуться к машине.
Я его не бросил. Но, в общем-то, я его обманул, я, в общем-то, предал его. До тех пор я был на стороне Скотта. Хотел, чтоб он переспорил Хемингуэя, хотел не из-за Хемингуэя, а ради самого Скотта. Хотел, чтоб он выиграл этот дурацкий спор. Но, наверное, я вел себя неправильно, потом-то Скотт говорил, что я тоже виноват во всем, что в конце концов случилось. «Если б ты тогда не дал мне спать, если бы ты их не окликнул, если б ты не был так уверен, что ничего у меня не получится, все, может, еще повернулось бы иначе». Так он говорил.
Но тогда я и думать не думал о том, правильно или нет я поступаю. Скотт мне осточертел, и я не стал будить его, я просто решил ждать, когда рассветет, а тогда уж можно идти к машине.
Пока Скотт спал, я раз десять слышал крик хемингуэевой совы, я прислонился к стволу, и так стоял, и надеялся, что они на нас набредут. Но их крики были такие далекие, что в конце концов я задрал голову и откликнулся австралийской совою — «куууеее», а этот вопль дальше раскатывается по лесу, чем всякий иной звук, производимый горлом, языком и гортанью.
Тут-то я и предал Скотта.
Ответ меня удивил:
«Чирип-чип-чип…»
Эта сова явно разговаривала по-английски, не по-французски. Значит, Бо.
Каким-то чудом и Скотт ее услышал, меня не слышал, а ее услышал. Он вскочил, заспанный, с мутным взглядом, и снова бросился в лес, на ходу сбрасывая пальто.
— Пошли, Кит. Они догоняют.
Он очень быстро рванулся, я не успел еще поднять пальто, а он уже исчез.
— Да погодите вы! — рявкнул я. — Постойте!
— Ради бога, не застревай там! — орал он из темноты.
— Сами не знаете, куда идете! — крикнул я. — Заблудились ведь уже!
Тут он остановился. Я догнал его, и он сказал несчастным голосом:
— Ну вот, я все испортил, да? Эрнест меня обставил.
— Да нет, почему, — сказал я. — Небось тоже заблудился.
— Кто? Эрнест? Господи, ты правда так думаешь?
— Конечно, а чем они лучше нас?
— Тогда поищи дорогу, ну пожалуйста. А я за тобой. Только бы обскакать Эрнеста. Обштопать старого убийцу. Ты уж веди, а я за тобой, как пес.
Снова прочирикала англичанка-сова.
— Что это? — спросил Скотт.
— Это Бо.
— Как? Где она?
— С Хемингуэем, — сказал я.
— Как? Она с ним — в лесу?
— Ну да.
— Я не знал. Я думал, она в машине осталась.
— Бо пошла с Хемингуэем, а я с вами.
— Нет, она, видно, рехнулась. Одна с Эрнестом — в темном лесу! Да лес и тьма богом нарочно созданы для соблазна! Тут Эрнеста не проведешь. Он и писал про это. Что же ты мне сразу не сказал?
— Бо просила не говорить.
— Но неужели ты не соображаешь, что нельзя оставлять девушку с Эрнестом в темном лесу? Как же ты ее отпустил?
— Бо сама за себя отвечает, — сказал я.
— С ума сошел! Эрнест умеет так опутать женщину, что та и ахнуть не успеет.
Я пока рассматривал Бо просто как смотрительницу, защитницу Хемингуэя от вина или, если хотите, наоборот. А сейчас мне передался страх Скотта, я вспомнил, как Бо мне тогда говорила — только бы ей не пропасть, только б не было с ней, как с крестьянской девкой в лесу. Только бы!.. Значит, она сама за себя не отвечала.
— Бо! — хрипло взвыл Скотт. — Как ты там?
— Она не услышит, — сказал я.
— Тогда сам крикни, чтоб услышала.
Я послал свой вопль в ночь, в лес, и мы ждали ответа. По ветру донеслось что-то дальнее, невнятно английское.
— Где они? — спросил Скотт.
— Где-то за нами.
— En avant, Кит, en avant![20]
— А как же шляпа? — сказал я. Странно, мне и тут еще не хотелось, чтоб Скотт бросил свою идею, хоть я волновался за Бо.
— К черту шляпу. Надо было с самого начала призадуматься, стоит ли так надсаживаться из-за Хемингуэя. У каждого своя судьба, Кит, и ты от нее никого не спасешь. Человека не спасешь даже от его собственных глупостей.
— Теперь-то чего уж, — сказал я.
— Думаешь, он ее уже соблазнил?
— Я почем знаю, — огрызнулся я.
— Тогда повторяй свой австралийский клич, не давай Эрнесту покоя. Знаю я его…
Мы наугад пошли в сторону криков Бо. Я все время орал, а она отвечала редко и как будто с разных мест, так что мы совсем запутались. Целый час мы промаялись еще хуже, чем раньше, и продолжали идти, по-моему, только потому, что я злился на Бо, а Скотт серьезно боялся, как бы Хемингуэй ее уже не соблазнил…
— Нет, это ему так просто не сойдет, — бормотал Скотт, задыхаясь и ковыляя за мной по пятам, как хромой пес. — Это уж чересчур, даже для Эрнеста…
Я совсем замучился и перестал окликать Бо. Я отчаялся. Дважды Скотт от меня отставал, я чуть не плакал от усталости. Где же конец нашей нелепой, безнадежной, жуткой дороге? И вдруг — снова Бо.
— Чиррип-чип-чип…
Так близко, что мы даже вздрогнули.
— Ну, попался, голубчик, — сказал Скотт. Он стоял рядом со мною и дрожал. Он крикнул:
— Бо, где же ты, ох, господи?
— Тут я… Только осторожней… Вы слышите меня?
— Да, да! Идем!
Только на последних пятистах ярдах я убедился, как здорово мы научились обходить неожиданные канавы, скрытые рытвины, скользкие листья, упрятанные стволы, мы качались, спотыкались, но больше не падали, а на самой опушке Бо уже направляла нас, как с диспетчерской вышки направляют обессилевших летчиков. Мы попали туда же, откуда вышли, — к «фиату».
— Привет, — крикнула Бо. — Шляпа у вас?
— К черту шляпу, — крикнул Скотт. — Почему ты фары не включила?
— Господи, я и не догадалась.
— Ну, ты как, ничего?
— Конечно, ничего.
— А где негодяй Эрнест?