По дороге пришлось несколько раз отдыхать: кроссовка оказалось тяжелой. Маврик крутился рядом, вглядываясь в темноту, и помалкивал. В небе висела полная луна, глядела вниз, на Лукошкино. Так и хотелось всё бросить, сесть и полаять на неё как следует…

Пролезть в дыру с кроссовкой оказалось сложно. Макс пропихивал её мордой. Маврик полз сзади, шипел и бранился в усы.

В доме было тихо. Маврик насторожился, мяукнул и тут же повеселел.

— Живой, отзывается! Успели! Пошли к печке. Только молчи, понял? Я с ним сам поговорю.

Кроссовку запихали под печь, в темноту и паутину, оставив шнурки снаружи. Маврик сел рядом и громко замурлыкал.

Под печкой заворошились.

— Домовой, домовой, пойдём со мной! — сказал Маврик и снова замурлыкал.

В подпечной темноте пискнули. Мышь, что ли?

— Всё, он уже там! Потащили! Ты за один шнурок, а я за другой. Раз, два — взяли!

Кроссовка вся перепачкалась в пыли и старой копоти. С неё спрыгнул паук и метнулся обратно в родное подпечье. Маврик басовито ворковал — наверно, уговаривал домового не бояться.

— Пошли домой! Теперь его поскорее накормить надо.

— А что домовые едят? — Макс приноравливался ухватить кроссовку поудобнее.

— Что и все прочие. Кашу там, хлеб, молоко… Поделимся, короче.

— А я с ним смогу разговаривать?

— Конечно! Это пока он слабый, еле-еле шепчет. Я его и вижу, и слышу, а ты — нет. Поправится, отъестся, вот тогда и наговоритесь. Пошли!

Домовой и правда отощал: кроссовка ничуть не потяжелела.

На обратном пути отдыхать пришлось чаще.

— Ты что? — шипел Маврик. — Давай шустрей! А то закроют дверь, и будем ночевать на веранде. И Трифона покормить не успеем.

— Ты бы сам попробовал! У меня вся шея болит: голова постоянно задрана, а то кроссовка землю цеплять будет.

— Я что, виноват, что у меня пасть не такая огромная?

— И ничего не огромная! Нормальная, таксичья.

— Ага, как у крокодила! Да шучу я, шучу. Отдохнул? Ну пойдём дальше, Максик. Пожалуйста…

На веранду Маврик прыгнул первым, проскользнул в кухонную дверь и вальяжно раскинулся поперек порога. Макс напрягся из последних сил, втаскивая кроссовку в кухню…

— Кс-кс-кс! — послышался голос Таши. — Где там эти двое? Зову, зову — не идут! Кто видел?

— Макс, ко мне! — позвал Сашка.

— Подай голос, а то искать будут! — шепнул Маврик и побежал на зов.

Макс гавкнул и принялся запихивать кроссовку в угол, под половичок. Потом пробежал к поилке и принялся жадно лакать. Интересно, а домовым вода нужна?

— Молодцы мы с тобой! — это неслышно подошел Маврик. — В самый раз успели. Сейчас все лягут спать, а мы Трифона переселим.

— Ох, дай отлежаться… Лапы не держат.

— Еще чуть-чуть, Максик. Конец — делу венец. Так ещё прадедушка Иннокентий говорил.

— Ты такой мудрый, я смотрю. Весь в Мавру.

— Да ну тебя… — Маврик смутился и стал умываться.

Когда в доме стало тихо и темно, Макс с Мавриком вытащили кроссовку из угла и затолкали её под плиту. Домовой молчал.

— Как он там? — встревожился Макс.

— Нормально. — Маврик прыгнул на стол, вытащил из-под салфетки ломтик хлеба и сбросил его на пол. — Сейчас мы ему поесть дадим. Засовывай хлеб туда же, под плиту, да поглубже… Всё, главное сделано. Пусть теперь Трифон обживается.

Макс доплелся до своей подстилки, рухнул на бок и уснул.

Утро началось с неприятностей: Самый Старший Кузнецов хватился своей кроссовки. Искали её все. Макс тоже делал вид, что ищет, и бродил по всему дому, суя во все углы длинный таксичий нос.

— Коля, у тебя же другие кроссовки есть! — убеждала Таша.

— Эти у меня рабочие! Кому они вдруг понадобились? И почему одна пропала, а не обе?

— Все, хватит! Время дорого! Вчера редактор звонил, спрашивал, укладываюсь я в срок или нет. Вы как хотите, а я иду работать.

— А я, значит, не иду, потому что не в чем? — Самый Старший Кузнецов нахмурился и стал похож на ротвейлера.

— Мы сейчас другое средство применим, проверенное, — улыбнулась Таша. — Завяжем черту хвост!

Самый Старший Кузнецов только рукой махнул.

— Да ну вас! Всё, я пошел в мастерскую. И чтоб до обеда меня никто не трогал!

— Это как — черту хвост завязывать? — спросил любопытный Сашка.

— Вот так! — Таша принесла косынку и обвязала ей ножку стола. — Черт, черт, поиграй да отдай! Вот и все. Скоро найдется.

Сашка с сомнением покрутил головой.

Таша ушла к себе, а Макс увязался следом, изводясь от любопытства.

В светлой комнате мебели было совсем мало: стол с компьютером, забитые книгами полки, несколько стульев. В углу стоял маленький диван. Над ним висело что-то вроде ящика. Внутри у него, за стеклом, блестело непонятно что — белое и золотое… Чтобы лучше рассмотреть, Макс встал передними лапами на диван…

— Что, Максик, часы понравились? Хорошие часы, вот только не ходят. Память, и всё… А на диван нельзя!

Макс поспешно убрал лапы. Он успел понять, что Таша два раза не повторяет. Ссориться с ней не хотелось, уж очень она ему нравилась.

У окна обнаружилась какая-то раскоряка — судя по запаху, деревянная. Она была накрыта светлой тканью и ничего занимательного в ней не было. Для грызения есть вещи и поинтереснее…

Вошел Маврик — хвост трубой —, потерся о ножку Ташиного стула и шепнул Максу на ухо:

— В кухне никого! Трифон там под плитой уже гнездо оборудует. Давай, я прикрою!

Он прыгнул Таше на колени, а Макс потрусил на кухню — доставать кроссовку.

Под печкой тихо шуршали и поскрипывали: Трифон обживался. Макс вылез оттуда с кроссовкой в зубах — хвостом вперед, чихая от пыли. Сел и задумался.

Отнести её на место — на веранду? Или Самому Старшему Кузнецову? Вот вопрос! И посоветоваться не с кем. Хвост тоже не знал, как поступить…

Макс решился, поудобнее перехватил кроссовку и потрусил по следам Самого Старшего Кузнецова.

Вниз по ступенькам веранды, мимо недостроенного вольера, где спал Амур, мимо турника, мимо клумбы с пахучими цветами — к домику с приоткрытой дверью, откуда доносилось непонятное жужжание… Вот оно умолкло, но Макс уже стоял на пороге, приглядывался и принюхивался.