Творец и создал нас потому, что нуждается в нашей любви! Или иначе – Он нуждался в нашей любви, потому и создал нас. А возможно, так – Он создал нас силой всевышней любви и жаждет ответной.

Шухлик, как на небесном дне, слышал слова, долетавшие к нему сквозь тысячелетия, а может, сказанные миг назад.

«Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто!

Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине.

Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится… Есть вера, надежда и любовь, но любовь из них больше.

Любящему жизнь – все во благо!!!»

Наконец, Шухлик взобрался на башню и понял вдруг, куда именно и чего достиг – это крепость любви!

Он огляделся, и ему почудилось, что стоит на последней ступеньке лестницы-стремянки, с которых собирают урожай в саду.

Рядом мерно позванивала кроной древняя чинара, ровесница предка Луция. Она будто бы отсчитывала огромные секунды жизни, как та река в стране неведения – тик-тик-тик…

Если они уйдут без любви, то исчезнут бесследно, растворившись в безмерье и безвременье.

Чудовищно глупо терять секунды счастья.

Укрепив на вершине камень Чантамапу, рыжий ослик сразу взлетел и поплыл над ним, кружась и кувыркаясь под солнцем, как золотой голубь.

И снизошла к нему с небес осьмикрылая звездная Ок-Тава, переполнив любовью до краев.

По образу ее и подобию, собрав все чувства и силы, сотворил Шухлик из небытия белую ослицу, о которой уже давно тосковала, томилась его душа. То есть, надо понять правильно и до конца, рядом с ним на вершине крепости любви возникла настоящая белая ослица. Без всяких фокусов – подлинная, истинная.

Непарнокопытная. Крепкое тело и легкие ноги. Словом, животное конского рода из семейства лошадиных, высшее млекопитающее.

«Асинус», – если уж говорить научным языком латыни.

Конечно, не осьмикрылая, но такая близкая, родная и любимая, что невозможно глаз оторвать. Лучше не видел видящий! Только представишь, взглянешь и – воспаришь!

Белая ослица по имени Севги, что означает Любовь. Она была так прекрасна, как весь мир и жизнь в нем!

– Удалась на славу, – впервые раздался голос молчаливого Чин, довольного работой, будто столяр-краснодеревщик, который завершил какую-нибудь изысканную мебель вроде табуретки.

Возможно, это покажется смешным – мол, подумаешь, табуретка. Так попробуйте ее сколотить, чтобы не развалилась под первым же седоком. Сделайте хоть что-нибудь с любовью! К примеру, того же рыжего ослика, – живого и говорящего. Ну, хотя бы внутренним голосом…

Белая ослица еще и слова не проронила, но общалась с Шухликом всеми своими чувствами. А это куда сложнее пустой болтовни с помощью языка.

Пока Шухлик и Севги спускались бок о бок с космической башни, недремлющая любовь соединила два чувства – Чу и Чин – в одно. То ли Чу-Чин, то ли Чин-Чу? Да, впрочем, не так важно имя. Главное другое, – оно было невероятной мощи!

Шухлик понимал, что способен теперь горы двигать и реки вспять поворачивать, день растянуть на год, а месяц сжать до крохотного мига, солнце затмить, луну остановить и звезды уронить с неба.

Однако зачем все это? Ему и в голову не приходило устраивать светопреставления!

Когда ты очень сильный, сто раз отмеришь, прежде чем отрезать. Более того, всеми силами добьешься, чтобы резать вообще не пришлось!

Чин-Чу не разрушает, а созидает, излучая свет любви по всему миру, потому что любовь всегда стремится отдать и одарить.

Когда Шухлик и Севги сошли на землю, мама была тут как тут. Расцеловала их, пристально осматривая Севги со всех сторон.

– О, как она похожа на Валаамому ослицу, нашу прапрабабку! Ты, деточка, говоришь по-человечески?! Или только йогогокаешь, как все ослы? Ничего, я тебя воспитаю…

Учитель Диван-биби заглянул в глаза рыжему ослику и улыбнулся.

– Теперь, любезный садовник, если позволишь, буду называть тебя Ошик – влюбленный! Созывай гостей, потому что дерево просветления зацвело в твоем саду!

И впрямь, то скромное дерево, похожее на вишню, под которым совсем недавно полеживал Шухлик, оделось легкими белыми цветами, озарявшими все вокруг.

Оно стояло, как облако, насквозь пронизанное солнцем, – дерево просветления!

И на душе рыжего ослика было также светло.

Немедленно собрались гости – рыбак и птицелов, обезьяна в долгом колпаке с россыпью звезд, какие Шухлик видел только на небесном дне. Прилетел дикий осел Кианг, будто Пегас, на приклеенных крыльях.

Явился пастух, деревенский житель, со смешанным стадом коз и баранов, среди которых ехал на стареньком трехколесном велосипеде приятель козел Така.

– Хозяин Дурды очень переживал, когда обменял тебя на этот велосипед и мешки изюма, – сказал Така. – Изюм, к сожалению, съели. А велосипед по праву твой.

Пришел двугорбый верблюд дядька Бактри с коровой теткой Сигир. Все вместе, попивая зеленый чай у пруда и любуясь белой ослицей Севги, вспоминали такую давнюю и в то же время близкую жизнь на хозяйском дворе, когда Шухлик был совсем ребенком.

Сидя под деревом просветления, рыжий ослик видел прошлое, настоящее и будущее.

В общем, ему все нравилось, как занятно написанная книга, в которой не только он, Шухлик, но и все мы – герои. И вдруг услыхал нежную музыку, и сразу понял, что это долгожданная опера о жизни предка Луция.

Тотчас составился чудный струнно-духовой оркестр. Четыре енота с флейтами. Сурок дядюшка Амаки с трубой, в которую то и дело заползал, как в нору. Тушканчик Ука со скрипкой и собственным хвостом вместо смычка. Фокусник Хамелеон с особенной бесструнной балалайкой. Выдра Ошна томно прильнула к арфе, только что извлеченной со дна пруда.

Да чего тут перечислять? Даже джинн Малай делал вид, что играет на сопелке, напоминавшей чурбан без единого отверстия для дутья, однако мелодия выходила, как и требовалось, тонкая и чувствительная.

Разучивали так упорно, что еще до захода солнца опера была готова к представлению.

Все обитатели садов и одаренные гости мурлыкали, чирикали, мычали, стрекотали, тявкали и блеяли не хуже сирен и русалок.

Удачное сложилось трио из кошки Мушуки, сороки Загизгон и жаворонка Жура, воплотивших в жизнь образ шести частей ночи.

Жон и Дил оказались на редкость звучными подголосками. Разъезжая по саду на трехколесном велосипеде, покрякивали и щелкали носами, то есть изображали разбойников, едва не сгубивших предка Луция.