все теми же из еще — и с капелькой злорадства, но и все-таки же без злобы, хоть и не пытаясь же при этом как-то разрядить обстановку, перевести тему или и вовсе же выбрать и выбить другого для того же все и эмоционального же битья, лишь отведя взгляд ненадолго и притушив, притопив, но и не подтопив же совсем, да и вовсе же не затапливая и не утапливая изначально, уводя затем на самое дно боли и страдания, а и тем более в такой момент, скорее и именно же совмещения полезное с приятным: когда можно да даже и нужно чуточку поддеть писателя, пусть и вовсе же не картин. — Хорошо, что ты лишь рисуешь, а не пишешь, Владислав: от твоей же объективизации — весь дом бы превратился в притон! И ладно бы еще — если и только в галерейный, музейный да и выставочный… А не в нарко- да и еще же… и к твоему же все всему!

— А почему — черный? — Подал наконец и свой же севший до скрипа и хриплый до скрежета, будто и при зачистке дерева наждачной бумагой или шпатлевки теркой с затирочной сеткой, голос Женя, заставив тем самым не только и себя, но и остальных неожиданно откашляться, словно бы и все уже, так еще и разом, глотнули воды, воздуха или дыма от кальяна ли, камина, так еще и с травами, как в растворах и при ингаляциях, что с ним же и как раз таки скорее всего, но и больше же еще при этом положенного, в два, а то и три горла, и подавились, зато и тут же затем вернул как голосу узнаваемость и живучесть, так и свой же взгляд чуть покрасневших болотных глаз и их же век от чрезмерной затертости платком на первый холст, все еще стоявший за спиной Александра, прибрав влажную ткань затем в правый свой передний карман черных спортивных штанов и в сжатом еще до побеления кулаке. — Красный… в ярких и темных его интерпретациях… еще ведь и как-то понятен, если уж и не при-н-ятен! Но вот он…

— А ты как думаешь? — Склонил голову в вопросе и к своему же все правому плечу Александр, переведя уже и слегка неспокойный, но и при этом же еще и не до конца взбудораженный, заинтересованный скорее взгляд прищуренных своих серых глаз с Влада на него и скрестил руки на груди, подвешивая уже и свою небольшую театральную паузу «На подумать» под легкую же еще и трель-перезвон своих же все бус и фенечек, а когда так и не получил ответа, решил к нему подтолкнуть. — Точно ведь и не к матери отсылка, м?

— Черт! — Шикнул брюнет и, подорвавшись вдруг с места, отошел вновь к тому же все и самому, где он и изначально стоял, а потом и сидел, открытому окну, держа теперь свою левую руку на голове, закопанной в своих же темных коротких прядях и оттягивая же их где за корни и к концам, а где и за сами концы, почти что и вырывая же их к черту, но и стараясь же хоть так уже перетянуть одеяло с внутренней боли на внешнюю, где-то еще и между представив, что заменяет и замещает, если уж и не забирает с концами, ее же боль своей. — Как и та же ведь раскраска! Из ее детства и… С принцессами! Где «Золушка» и… Слегка же ведь напортачила с ее лицом, случайно мазнув голубым фломастером от платья и по щеке, а белого не было. Да и все цветные же — другие, не закрасить иначе. И нет чтоб сказать: «Здорово, аристократизм? Белая кожа и… голубая кровь?». Предложил закрасить черным: «Белое и черное. В гармонии и… балансе. В равновесии и симбиозе!». Типа: не видно. Ага. А еще ведь и как видно! Так еще и посмеялся с этого и с нее же сверху… Придурок! Конечно, а кто же… если только и еще: сам пошутил — сам посмеялся! А она же — в слезы. Поменял на замазку… Еще больший придурок! Еще б на ножницы или… бритву поменялся. С ребенком! А она ведь и в корень зрила… Еще ведь и тогда… Прям и под равенство же видов и рас копала: под блэкфейсы и переснимку фильмов и сериалов, мультфильмов на манер и во имя… Как, собственно же, и тех же все баланса и равновесия! Так и не зацепивших благо и того же все «Короля Льва»! Не сильно и… славно. Зато «Мулан»! Ту же «Золушку», «Русалочку»… Да и даже «Белоснежку»! Чем не охота на ведьм и борьба с ветряными мельницами, где и кто-то все равно же будет равнее, да и не будет еще кэнселиться ни черта при этом!

— Мы спасем ее, Жек! — Не выдержал следом и подошел же к нему со спины Егор, касаясь его правого плеча легким похлопыванием своей же правой руки в ободряющем и поддерживающем жесте, левой же, вторя ему, растормошил свои светлые пряди, морщась от горечи своей же морской соли на кончике языка и еловой кислоты в гортани, снедающих и разъедающих не только полость рта и горла, но уже будто и весь организм, растекаясь и расходясь по нему какой-то вражеской ложью и предательской же неверой.

— Если она сама этого не захочет — нет… — качнул головой Женя вместе и с блондином, который и следом же за ним кивнул: понимая это, как никто. Так еще и буквально же — на уровне чувств. — А она и не захочет. И это я не — про Тофи! Точнее — не только про нее… Про дрянь, которая пока ее в могилу не сведет по итогу и с концами… не успокоится. Не остановится и… Не захочет! Но и тогда же — уже будет поздно, верно.

— Значит, снимем ее с поезда раньше, чем тот сойдет с рельс и рухнет в кювет, м, в процессе? Передержим у себя или… вообще увезем на время отсюда, а? Ты же сам этого хотел, Жень! — Влился Влад, но и вновь же слишком резко и неоправданно дерзко, за что и получил своей же лавандой в незатейливом коллабе и по своим же все дюже наглым мордам и щам, будучи высаженной так вовремя и так же все удачно рядом и с розовым же все кустом Никиты: с хорошими такими шипами и не менее же достаточным, как и достойным ударом при отклонении стебля или ветви.