Выступившие после Колчака министры отнюдь не стремились к категоричности в оценках Германии (за исключением управляющего министерством финансов Л.В. фон Гойера), считая, что после «фактического окончания войны» допустимы как «сближение на почве хозяйственно-экономических интересов» (тезис Тельберга), так и совместные военные действия (тезис Пепеляева). Но в итоге министры сошлись во мнении, что хотя Германия и «является фактором разрешения русского вопроса», однако «отсутствие информации» о положении в этой стране не дает оснований ни для «смены ориентации», ни для принятия помощи от немецких добровольцев в «походе на Петроград» (тезис «американофила» Сукина – приехавшего в Сибирь сотрудника посольства России в Вашингтоне). 21 октября Сукин телеграфировал Сазонову, что «игнорирование Германии» в дальнейшем невозможно и «следует поставить вопрос о возобновлении непосредственных отношений с Германским правительством» для того, чтобы «предотвратить его содействие большевикам». В омском официозе «Русское дело» 24 октября 1919 г. была опубликована статья профессора Н. Устрялова «Немецкая ориентация». В ней вспоминался опыт прошедшего 1918 года, перечислялись попытки сотрудничества с немецкими военными и дипломатическими сферами. Общий вывод сводился к тому, что вопросы «смены курса» нужно ставить исходя из интересов самой России, а не «союзнических» или «прогерманских» (27).

Активный сторонник развития наступательных операций на северо-западном и западном направлениях, Гучков не скрывал того, что данное наступление будет успешным во многом благодаря поддержке со стороны Германии (хотя бы из-за отправки на Северо-Западный фронт пополнений из русских военнопленных, оказавшихся на территории бывшей Империи Гогенцоллернов). Но и он не скрывал от Бермондта важности взаимодействия с Антантой. В письме из Берлина от 2 ноября 1919 г. он отмечал, что никоим образом не считает командующего ЗДА «изменником», однако для «большого успеха» предпринятых им действий нужно «убедить союзников допустить формирование русской армии при немецкой помощи», пожертвовав ради этого «балтийским вопросом» (т. е. согласиться на признание фактического суверенитета Прибалтийских республик). В противном случае, как писал Гучков, «если санкция Антанты отвалится, все предприятие обратится в очень сомнительную авантюру» (28). Сенатор фон Бельдгардт считал, что сближение с Германией перспективно по двум причинам. Во-первых, после обоюдного поражения в Первой мировой войне Россия и Германия «могут выйти из переживаемого ими кризиса только при взаимной поддержке», для чего не требовалось даже заключения формальных, договорных обязательств: «Основанное на несомненной солидарности интересов тяготение этих двух государств друг к другу должно взаимно связать их сильнее всякого письменного договора». Во-вторых, очевидная перспектива «сближения с Германией» могла бы подтолкнуть страны Антанты к более интенсивной поддержке белых правительств, поставила бы их перед «кошмарным опасением сближения Германии с Россией».

Что же касается Деникина, то он отказался даже встречаться с представителями ЗДА (летчики и офицеры из штаба Бермондта, отправленные с рапортом от 4 октября), безуспешно пытавшимися убедить Главкома ВСЮР в необходимости создания «нити, которая свяжет все антибольшевистские организации в одно нераздельное целое, без различия их ориентаций и способов борьбы против общего врага». Официальное сообщение по этому поводу гласило: «Главное командование Вооруженными Силами Юга России, придерживаясь неизменно союзнической ориентации, не вступало и не вступит ни в какие переговоры с представителями вооруженных сил, организуемых германцами, к каковым надо отнести и упомянутый отряд Бермондта» (29). Правда, бывший начальник Политического отдела Добровольческой армии полковник Я. М. Лисовой в секретной «объяснительной записке к докладу о положении дел на Западном фронте и в армии полковника Вермонта-Авалова» (10 ноября 1919 г.) пытался доказать Деникину важность смены внешнеполитического курса. Отметив основные причины военных неудач белых армий осенью 1919 г. (среди них на первое место ставилось «легкомысленное отношение» Ставки к «движению Махно», ошибки в политике комплектования армии, «неопределенность политического курса», «полное неустройство обывательского тыла», «неудовлетворительность пропаганды», «значительное превосходство сил красных»), Лисовой доказывал, что в условиях, когда «борьба с большевизмом затягивается», «каждый новый фактор, являющийся нашим естественным или даже искусственно созданным союзником… нужно только приветствовать». Поэтому следовало признать ЗДА Бермондта, игнорировать ее «национальный состав», так как «две трети армии состоят из немцев… порвавших связь с Германией и под командой русских офицеров сражавшихся за Единую, Неделимую и Великую Россию», признать важность Западного фронта и «сохранить армию полковника Бермондта, создав для нее благоприятную моральную поддержку», «широчайшим образом развить пропаганду среди русских военнопленных в германских лагерях и немедленно приступить к ряду новых формирований», обеспечить финансирование «на русские деньги» и поставить «во главе лицо с популярным именем». Постоянная «верность союзникам», по мнению Лисового, уже не оправдывалась по той причине, что реальная помощь Антанты в 1919 г. оказалась существенно меньше необходимой. Доклад Лисового сопровождался детальной росписью возможных расходов на содержание ЗДА. Но данная позиция поддержки у Главкома ВСЮР не получила.

Сообщения о положении в Германии и о возможностях российско-германского сближения были сделаны на заседании Правления Всероссийского Национального Центра 8 ноября 1919 г. (докладчик В. А. Сельский). Подробно рассказав собравшимся об экономическом и политическом положении в стране после событий ноябрьской 1918 г. революции и установления Веймарской республики, докладчик отметил, что «Россия и русские пользуются в Германии вниманием и внешним расположением». «Суждение Бисмарка о том, что Германии надлежит быть добрым соседом России и никогда с ней не воевать, цитируется теперь гораздо чаще, чем во времена самого Бисмарка». В Германии сложились «два течения», одно из которых «поддерживает государственные начала России», а другое – «революционные настроения». Докладчик позитивно оценил деятельность комиссии сенатора Бельгардта и формирований Бермондта. События под Ригой осенью 1919 г. докладчик определил как борьбу русско-немецкого ландесвера «против большевизма» и против «полубольшевистского националистического шовинизма» правительства Ульманиса. «Отметив также стремление генерала фон дер Гольца к установлению дружеских отношений с Белым движением и в частности с генералом Юденичем, Сельский заявил, что «идейные руководители ландесвера намечают конечную задачу установления государственной власти в России в виде конституционной монархии. Немцы видят в этом средство к восстановлению монархии у себя, к чему они теперь открыто стремятся».

В то же время при наличии активных попыток внедрения в политическую жизнь Германии российских большевиков и «левых демократов» «представительства русских государственных интересов в Германии нет», а «русская военная миссия генерала Монкевица, Миссия Русского Красного Креста (Гучкова) и Русский комитет помощи русским гражданам «существуют на правах частных организаций». Поэтому вывод, сделанный докладчиком, гласил: «Для русских интересов и для русского дела здесь создается довольно благоприятное положение. Страны Антанты уже довольно давно находятся с Германией в нормальных политических и экономических отношениях… Трактовка Германии только как враждебного начала… пренебрежение Германией как крупным политическим и экономически – культурным фактором будущего отступает от идеальных целей и чревато многими неожиданностями». Несмотря на столь благоприятный прогноз, дальнейшего развития доклад Сельского в Национальном Центре не получил.