22. Полковник П. Р. Бермонт-Авалов. Указ. соч. // Вопросы истории. № 2, 2003, с. 15, 17; Авалов П. Указ, соч., с. 178, 200; Бережанский Н. Указ, соч., с. 42–43.

23. Авалов П. Указ, соч., с. 200–201; Полковник П.Р. Бермонт-Авалов. Указ. соч. // Вопросы истории. № 2, 2003, с. 17–18.

24. Бережанский Н. Указ, соч., с. 78–79; ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 773. Л. 25.

25. Авалов П. Указ, соч., с. 223–224, 228; Бермондтовская эпопея. Указ, соч., с. 208–209; Полчанинов Р. Генерал Бермонт-Авалов // Новое Русское Слово, 15 ноября 1981 г.

26. ГА РФ. Ф. 5827. Оп. 1. Д. 65. Лл. 1–5; Михайловский Г.Н. Указ, соч., с. 44–45, 48, 80–81, 86–90, 108–109.

27. A Chronicle of the Civil War in Siberia and Exile of China. Op. cit., vol. 1, p. 309–315; Русское дело, Омск, № 16, 24 октября 1919 г.

28. Полковник П.Р. Вермонт-Авалов. Указ. соч. // Вопросы истории. № 5, 2003, с. 21–22.

29. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 773. Лл. 1–3.

30. Авалов П. Указ, соч., с. 195; Объяснительная записка полковника Я.М. Лисового // Белый архив, т. 1, Париж, 1926, с. 127–136; ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 265. Лл. 73–79; Д. 262. Лл. 191–192.

31. Бережанский Н. Указ, соч., с. 27; Бермондтовская эпопея. Указ, соч., с. 209; Сазонов С.Д. Воспоминания, Париж, 1927, с. 271.

С точки зрения достижения общности внутриполитических и политико-правовых позиций, российское Белое движение в течение 1919 г. добилось определенных успехов. Об этом свидетельствовало признание власти Верховного Правителя всеми белыми фронтами и правительствами, восстановление системы местного самоуправления, судебной системы на общей для всех белых регионов основе. Не менее важным было осуществление согласованной внешней политики, что потребовало создания единого российского международного представительства.

Как уже отмечалось, отдельные представители дипломатических кругов сразу же после прихода большевиков к власти выдвинули идею образования Совещания послов в качестве единого государственного центра в Зарубежье, единственной легальной структуры Российского государства. Еще летом 1918 г., по инициативе генерала Алексеева, параллельно с созданием Особого Совещания предполагалось наладить также «организацию сношений с представителями держав Согласия… и выработку планов совместных действий в борьбе против коалиций центральных держав». Для этого считалось необходимым создание структуры, способной, во-первых, «подтвердить непоколебимую верность союзникам», а во-вторых, объединить действия всех заграничных военных и дипломатических чинов, продолжавших свою работу и не признававших советскую власть. Позиции союзных держав также претерпевали определенные изменения в период 1917 – начала 1918 г. Сразу же после прихода к власти большевиков главы военных миссий при Ставке Верховного Главнокомандующего заявили о недопустимости малейших отступлений от общесоюзной политики в отношении войны против Четверного Союза. 11 ноября 1917 г. на имя генерала Духонина было отправлено заявление, подписанное начальниками бельгийской, румынской, английской, итальянской, японской, французской и сербской военных миссий: «Ввиду существования действительного и братского союза между державами Согласия и Россией, ввиду жертв, принесенных этими Державами для оказания содействия России в тот момент, когда она завоевала свою свободу», генерала Духонина призывали «обратиться ко всем политическим партиям, а также к армии, что честь и патриотизм требуют от них приложить все свои усилия к сохранению и укреплению порядка и дисциплины на фронте». 12 ноября также на имя Духонина поступило заявление от начальника французской военной миссии генерала Лаверна, в котором в категоричной форме заявлялось, что «Франция не признает власти Совета Народных Комиссаров». Декрет о мире, допускавший начало сепаратных переговоров о перемирии на уровне отдельных воинских частей, также не признавался, и напоминалось, что, поскольку «вопрос о перемирии является вопросом правительственным, обсуждение которого не может иметь место без предварительного запроса союзных правительств», то поэтому «никакое правительство не имеет права самостоятельно обсуждать вопрос о перемирии или мире».

После заключения Брестского мира и окончательного крушения расчетов на то, что советское правительство продолжит участие в войне, в военно-политических кругах Антанты всерьез заговорили об интервенции, вводе воинских контингентов на российскую территорию. Обоснование интервенции отражалось как в официальных заявлениях представителей союзных военных и дипломатических миссий, находившихся с марта 1918 г. в Вологде – «дипломатической столице России», так и в частной переписке. Так, например, посол САСШ Д. Френсис в шифрованной телеграмме Государственному секретарю САСШ Р. Лансингу, отправленной 22 июня 1918 г., обосновывал необходимость интервенции «уверенными ожиданиями русских людей», их готовностью «приветствовать» иностранную помощь, особенно от Америки. «Русские ожидают, что Америка возглавит интервенцию; нас не подозревают в территориальных амбициях, и немногие обвиняют нас в зловещих коммерческих намерениях; наш Президент (В. Вильсон. – В.Ц.) постоянно и настойчиво выражал симпатию к русскому народу, и наши представители здесь воздерживались от вмешательства во внутренние дела… Если интервенции не будет, война продлится, возможно, еще на три года и будет стоить нам бесценной крови и неисчислимых средств, так как это дало бы Германии возможность вытягивать из России продовольствие и, возможно, организовать армию… Интервенция была бы своевременной. Чехословаки контролируют большую часть Сибирской железной дороги и в случае объявления интервенции овладеют ею по всей длине. Германия, возможно, смогла бы захватить Москву и Петроград, но не отважится вторгнуться вглубь страны. Невозможно прикинуть количество русских солдат (антибольшевистских сил. – В.Ц.), которые стали бы помогать союзникам, но их, несомненно, будет гораздо больше, чем тех русских, которые будут против». Причины подобного «доверия» к заокеанской державе станут позднее (в 1919 – начале 1920 гг.) ведущим фактором, выгодно отличавшим в глазах многих деятелей Белого движения американскую помощь от, например, английской или японской, воспринимавшихся как обоснование будущих территориальных претензий. Определенное доверие внушали явные симпатии американской демократии к лозунгам демократических преобразований в России. Не случайно именно Френсис в марте 1917 г. выступил с инициативой незамедлительного признания САСШ Временного правительства «де-юре» и утверждения принципа «самоопределения народов» в качестве основы внутриполитической программы новой российской власти. 9 ноября 1917 г. Френсис собрал совещание представителей союзных держав, на котором было принято решение бойкотировать Совнарком и принимаемые им внешнеполитические акты. 6 марта 1918 г. Френсис назвал неприемлемыми для России условия только что подписанного Брестского мира. В интервью газете «Вологодский листок» он подчеркнул, что «если Русский народ согласится с этими условиями мира, у России будут не только отняты громадные площади ее богатой территории, но она окончательно сделается германской провинцией и народ ее потеряет свободы, за которые его предки поколениями боролись и жертвовали собою». «Мое правительство, – уверял посол САСШ, – все еще считает Америку союзницей русского народа и, без сомнения, не откажется от помощи, которую оно предложило и готово оказать всякой власти в России, которая окажет искреннее организованное сопротивление германскому нашествию».