Глава 39

— Я вышла из Освенцима после окончания войны, — сказала Алиса. — В сорок пятом году. Все мы были истощены и больны. Вы не можете вообразить, насколько больны все мы были, мои дорогие. Наша души и тела были измучены. Но мы были свободны. Так или иначе мы выжили и снова обрели свободу. Чувство, которое мы испытали, когда увидели американских солдат в лагере и поняли, что это означало… Это было такое сильное чувство, что по-моему, его можно испытать только один раз в жизни.

Они перешли в удобную гостиную, где приятно пахло дровами. Майкл включил кофеварку, и Франческа помогла ему достать чашки.

— Я не могу представить себе, как вы сумели выжить в Освенциме, — задумчиво произнесла Франческа. — Я не могу вообразить, как кто-либо мог.

— У нас не было выбора, мы должны были выжить, — сказала Алиса. — Мы не переставали надеяться, что однажды снова станем свободными и этот кошмар закончится. Хотя мы мало говорили о своих надеждах, но думаю, у каждого узника была своя мечта, которая помогала ему держаться. Мы мечтали о самых простых вещах: о горячей ванне, любимой книге. Илена, моя дорогая подруга, всегда говорила, что однажды мы выйдем из лагеря рука об руку, и ее брат будет ждать нас. Так и случилось, — сказала Алиса. — Мы действительно выходили из лагеря рука об руку, и брат Илены ждал нас.

Люси заметила:

— Некоторые мечты действительно сбываются.

— Да. — Алиса улыбнулась. — Я мечтала о том, что однажды буду снова танцевать с Конрадом вальс под его музыку.

Люси сразу представила себе хорошо освещенный танцзал: мужчины во фраках и леди в шелках и бархате, а воздух полон ароматов дорогих духов…

— К тому времени, когда мы освободились из концлагеря, Альрауне уже уехал. Годом раньше его забрал один мужчина, у которого была причина считать себя отцом Альрауне.

Алиса сделала паузу, чтобы отпить кофе. Люси понятия не имела, играла ли ее бабушка какую-то роль и преднамеренно напряженную атмосферу или просто захотела выпить кофе.

— Вам не обязательно знать, при каких обстоятельствах Альрауне был зачат и рожден, — сказала Алиса. — Это было очень страшно и жутко, не думаю, что какая-либо женщина может вынести это. Был один молодой немецкий офицер, который, возможно, был отцом Альрауне. Я знала, что он постоянно пытался увидеть мальчика. Его жена и ребенок умерли, когда союзники бомбили Дрезден. Он не хотел вступать в еще один брак, но мечтал о том, чтобы иметь сына. Однажды этот офицер приехал в Освенцим и забрал Альрауне с собой.

Люси спросила:

— И вы отпустили его?

— у меня не было выбора. Альрауне все равно забрали бы. Но я не возражала. Этот офицер был немцем, нацистом, и он сражался на стороне врага. Но тогда мы понятия не имели, как долго будет длиться война. Возможно, она продолжилась бы еще в течение многих лет. Ходили слухи, что Великобритания сдалась. И мы не знали, правда это или только выдумки немцев. Мы боялись, что в случае победы Германии нас никогда не выпустят из Освенцима. А это означало бы, что Альрауне мог бы и не узнать нормальной жизни. Я была готова на все, лишь бы он покинул это чудовищное место. Немецкий офицер был молод, и я видела, что ему было стыдно за те злодеяния, что совершали его соплеменники. Мне казалось, что ему можно было бы доверять. Когда вы постоянно голодны, — неожиданно твердо произнесла Алиса, — и дрожите от холода каждую ночь, когда у вас нет теплой одежды и воды, ваша система ценностей изменяется. Для меня не имело никакого значения, в какой стране жил бы Альрауне, лишь бы он всегда был сыт, тепло одет и испытал бы немного счастья.

— Да, я понимаю, — сказала Люси.

— Офицер обещал, что скажет всем, будто Альрауне — его племянник. И что никто никогда не узнает о его раннем детстве. Он сказал, что Альрауне будет обеспечен самым лучшим образом — лучшим, что можно купить за деньги. И я позволила его забрать. Но после того как война закончилась и я уехала из Германии, мы с Иленой начали его искать. Илена была самым прекрасным, самым истинным другом, который когда-либо у меня был. Эльза, которую вы встретили, — ее дочь.

— И вы его нашли.

— Да. Поиски отняли много времени. У меня было мало денег, и я не знала, где могут находиться Альрауне и Конрад. Я ведь искала их обоих. Тогда же я решила вернуться в мир кино. Это было труднее, чем я предполагала. Ходили слухи, что я шпионила для нацистов, а это означало, что за мной наблюдали настороженно и с опаской. Говорили, будто я спала с Риббентропом и общалась с Герингом. Все это ерунда, конечно, но слухи сделали свое дело. Конкуренция в те годы была жестокой: очень многие талантливые актеры пережили войну и хотели снова начать сниматься.

Мы должны были многому научиться. Ведь немого кино больше не было. Однако я решительно настроилась на то, чтобы восстановить все, что потеряла. Поэтому я снова надела маску женщины-вамп…

— Темные волосы и подведенные черным карандашом глаза, — сказала Франческа.

— Иллюзия, — улыбнулась Алиса. — Дым и зеркала. У меня осталось немного сбережений, и я решила потратить их. Скоро я нашла Конрада, и это было самой большой радостью. Или, возможно, это Конрад нашел меня. Он был в Дахау. Ужасное место, но там хоть немного ценили музыку. Нацисты организовали несколько маленьких оркестров, и Конрад играл в одном из них.

— Простите, я не понимаю, — сказал Лайам, наклоняясь вперед.

— Оркестры?

— Это как-то не вяжется с тем, что творили нацисты: с их зверствами и массовыми убийствами. Или это было сделано для того, чтобы показать всему миру: «Смотрите, какая мы цивилизованная нация»?

— Совершенно верно, — ответила Алиса. — Концерты были не очень хорошо подготовлены, но многие музыканты обучались в высших учебных заведениях и были талантливыми. Нацистам нравилась мысль о том, что они создают «благоприятные» условия для «продвижения» классической музыки. Конрад однажды сказал мне, что музыка спасла его. Тогда он имел в виду то, что музыкантов не расстреливали. Но, я думаю, музыка спасла не только его жизнь, но и душу.

— Это помогло ему пережить… трудные времена? — спросила Люси.

— Да. Музыка была его страстью, — ответила Алиса. Ее взгляд внезапно стал очень задумчивым, и Люси осознала, что ее бабушка действительно очень стара. Сколько ей лет? Девяносто? Девяносто три? Да, наверное, столько.

Но вдруг Алиса