сочинений Пушкина в новых французских переводах, деятельно участвует в работе над 7-томной «Историей русской литературы», готовит к печати (вместе с С. Маркишем) роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», печатается едва ли не во всех эмигрантских журналах и составляет антологии (среди которых особенно известен сборник «323 эпиграммы» (1988), и переиздает старые книги, и выпускает новые — «Форма как содержание» (1977), «Материя стиха» (1978, 1985), «Кризис одного искусства: Опыт поэтики поэтического перевода» (1983), «Процесс Иосифа Бродского» (1983), «Симметрические композиции у Пушкина» (1988), «Стихи и люди» (1988), «Там, внутри: Русская поэзия XX века» (1996)…

И все безо всякой вроде бы натуги, что называется, влегкую. «Ну, он, — мимоходом заметила Е. Чуковская, — вообще был ужасно легкомысленный человек, Ефим Григорьевич»[3363]. Так что невольно думаешь: с таким бы легкомыслием, с такой бы работоспособностью да на родине пригодиться.

Увы, вовремя не пригодился. Хотя в 1990-е годы в Петербург не раз приезжал, был, разумеется, восстановлен во всех своих прежних званиях и членствах, уцелевших друзей повидал и книги свои у нас переиздал.

Лучше все-таки, наверное, поздно, чем вообще никогда.

Соч.: Записки незаговорщика. Барселонская проза. СПб.: Академический проект, 2001; Проза о стихах. СПб.: Знание, 2001; Здесь и там. СПб.: Академический проект, 2004; Психопоэтика: «Внутренний человек» и внешняя речь. СПб.: Искусство — СПб, 2005; Переписка за четверть века. СПб.: Изд-во Европейского ун-та, 2012.

Я

Яковлев Александр Николаевич (1923–2005)

Воевать Я. довелось недолго: закончив стрелково-пулеметное училище в феврале 1942-го, он полгода прослужил командиром взвода морских пехотинцев, уже в августе был тяжело ранен, полгода промаялся в госпиталях, после чего был демобилизован как инвалид войны.

Как дальше жить? Подавал заявления о приеме сначала в Горьковский кораблестроительный институт, потом в Институт международных отношений при МГУ, в Ярославский медицинский институт — и всюду не срасталось, так что альма матер Я. стал истфак Ярославского пединститута, где отставному старшему лейтенанту пришлось совмещать учебу с обязанностями заведующего институтской кафедрой военной и физической подготовки. И — «командир взвода морской пехоты, тяжело раненный на Ленинградском фронте, член ВКП(б) с молодых лет[3364], из крестьян, русский, образование высшее» — он оказался «идеальной фигурой для партийной карьеры»[3365].

Она и пошла: чуть-чуть поучившись в московской Высшей партийной школе (1945–1946), Я. был откомандирован в распоряжение Ярославского обкома, а уже оттуда в марте 1953-го взят на работу инструктором в Школьный отдел ЦК. И так совпало, что, обновляя кадры, власть сделала в это время ставку на работников не только исполнительных, но и высокообразованных. Поэтому спустя три года его направили в аспирантуру Академии общественных наук, а еще через два поставили старшим в группу студентов и аспирантов, впервые в советской истории посланных на стажировку в Колумбийский университет.

И опять же так совпало, что эта группа (в ее состав, кстати сказать, входил О. Калугин, будущий генерал КГБ[3366]) прибыла в Нью-Йорк 25 октября 1958 года, как раз когда в Москве начала разворачиваться громкая антипастернаковская кампания, так что Я., надо думать, пришлось еще и давать отпор оживившимся буржуазным советологам. Но он справился и, защитив по возвращении на родину кандидатскую диссертацию (1960), стал подлинным асом контрпропаганды — книги «Идейная нищета апологетов „холодной войны“» (1961), «Старый миф в Новом свете» (1962), «Призыв убивать» (1965), «Идеология американской „империи“» (1967), «Pax Americana. Имперская идеология; истоки, доктрины» (1969) впечатляют уже своими названиями и ни малейшей крамолы в себе не содержат.

Да и откуда бы взяться крамоле, если с апреля 1960-го по конец 1973 года Я. служит в Отделе пропаганды ЦК: инструктором, зав. сектором, первым заместителем заведующего, а в последние четыре года и. о. заведующего, становится членом редколлегии журнала «Коммунист» (1966–1973) и Центральной Ревизионной комиссии КПСС (1971–1976).

Как ему, со студенческих лет усвоившему, что «лгали все — и те, которые речи держали, и те, которые смиренно внимали этим речам»[3367], в эти годы служилось? Здесь рассказы бывших коллег Я. разнятся. И если Г. Куницын утверждает, что будущий архитектор перестройки был держимордой «сусловее Суслова»[3368], то Н. Биккенину запомнилась его «уклончивая неопределенность в „пограничных“ ситуациях, требующих поступка»[3369], а В. Чикин и вовсе полагает, что Я. уже тогда «искал опору и находил ее не то чтобы в диссидентских кругах, скорее в кругах бравирующих либерализмом»[3370].

Это все позднейшие оценки, конечно. Но опубликованы и документы, свидетельствующие, что Я. на рубеже 1965–1966-го входил в группу, готовившую открытый судебный процесс над А. Синявским и Ю. Даниэлем, засветился в кампаниях против «Нового мира» и А. Солженицына, а в 1968-м даже получил орден боевого Красного Знамени за информационное обеспечение братской помощи народам Чехословакии[3371].

Noblesse oblige. Или, как говорит немилосердная русская пословица, с волками жить — по-волчьи выть. Тем большим для многих шоком стала публикация в «Литературной газете» 15 ноября 1972 года остро полемической и масштабной (на две полосы) статьи «Против антиисторизма»[3372] — она, — вспоминает Я., — «была выдержана в стиле марксистской фразеологии. Я обильно ссылался на Маркса и Ленина, и все ради одной идеи — в острой форме предупреждал общество о нарастающей опасности великодержавного шовинизма»[3373].

И ведь он советовался, показывал, — по его словам, — статью академику Иноземцеву, помощнику Брежнева Александрову, заведующему сектором литературы ЦК Черноуцану, главному редактору «Комсомолки» Панкину, давал почитать и секретарю ЦК Демичеву! И обкатал текст, еще 6 ноября, — как рассказывает Г. Ганичев, — выступая с ним перед всем комсомольским активом страны![3374] И, — прибавляет первый заместитель главного редактора В. Сырокомский, — «мы в „ЛГ“ трижды ставили ее в номер и трижды снимали. Вел статью я — в порядке исключения, старался что-то отшлифовать, обезопасить автора»![3375]

Не помогло. Гром все равно грянул, «народ, — если верить Г. Ганичеву, — поднялся в стране, тысячи писем пришло…»[3376], и в том числе самое раздраженное от М. Шолохова, заступившегося за своих заединщиков — «честных патриотов»[3377]. Своевольную статью, нарушившую непреложное аппаратное правило поперед батьки не высовываться, обсудили на Секретариате, на Политбюро ЦК, и Брежнев будто бы сказал: «Убрать этого засранца!»[3378].

Его и убрали — в конечном счете, не очень унизительно: послом в Канаду. Но от участия в реальной политике Я. на десять лет был отставлен, пока Андропов, придя к власти, не вернул его в Москву на должность директора Института мировой экономики и международных отношений и пока уже Горбачев постепенно не передал ему управление всей идеологией перестройки.

Коммунопатриоты на трибунах и в печати до сих пор,