Он встал рядом, прислонившись к воротам так же, как и я. Его локти покоились на верхней перегородке, подбородок — на кончиках пальцев. В непосредственной близости от себя я чувствовала тепло его тела.

— Прости.

Я не отвечала и не смотрела на него. Понимала, что в такой темноте море нельзя увидеть, но отчаянно стремилась различить горизонт в угловатом конце долины.

— Хочешь?

Он протянул откупоренную бутылку виски, уже на четверть пустую. Я взяла и отхлебнула из горлышка. Виски обжег меня от горла до желудка. Вдоль забора к нам двигалась корова, которая, опустив голову, щипала траву. Я слышала звук отрываемых стеблей и чавканье. Слышала отрывистое частое дыхание Гевина. Музыка, доносившаяся из сарая, казалась далекой и неуместной. Я сделала еще один глоток из бутылки, и теплота распространилась по телу. Переступила ногами.

— Пойдем отсюда, — сказала я. И наконец взглянула на него. Он смотрел на меня, и его лицо казалось более ранимым, чем я могла себе представить. Глотнула еще виски и вернула ему бутылку. — Пойдем.

Он неопределенно улыбнулся:

— Послушай…

— Заткнись, — отрезала я.

В пикапе, перед тем как завелся двигатель, я еще заглотнула виски. Мне удалось выехать через ворота двора, и мы не спеша двинулись по боковой дороге к шоссе. В этот поздний час движение на шоссе было не слишком интенсивным, поэтому не имело особого значения то, насколько умело я веду автомобиль. Через некоторое время я ехала посередине дороги со скоростью пятнадцать миль в час, когда нам повстречалась вылетевшая из-за поворота машина. Я пропустила ее, но внезапно сердце забилось, и я не смогла ехать дальше. Затормозила у каких-то ворот и выхватила у Гевина бутылку.

Я глотала так быстро, что понадобилось несколько мгновений, чтобы заговорить снова.

— Не могу ехать дальше. Остановимся здесь.

Это был район на окраине Кингсбриджа, где размещаются новые промышленные и торговые предприятия. Гевин вытащил из багажника пикапа одеяло, и мы проехали через ворота в автопарк. Гевин расстелил коврик под тощей березкой, и мы разместились на нем с бутылкой виски. В ней еще оставалось на четверть жидкости.

Уже взошла луна, почти на полдиска. Она освещала приземистые здания по другую сторону шоссе. Мы с Гевином сидели, прижавшись спинами и передавая бутылку друг другу.

Когда бутылка опустела, он развернулся, чуть-чуть подтолкнув меня плечом так, что я повернулась тоже, и мы оказались лицом друг к другу. Он снова меня поцеловал. Теперь это был настоящий поцелуй. Я почувствовала теплоту в теле, которая, возможно, исходила от виски. Но когда я легла на коврик, а голова Гевина закрыла мне луну, я поняла, что это было нечто большее.

Меня разбудил шум грузовика, въезжавшего в автопарк задним ходом. Было уже светло, но еще рано. Я лежала, наблюдая, как громада грузовика совершает маневры с целью попасть на территорию склада универмага напротив, и размышляя о прошедшей ночи. Секс с Гевином доставил мне удовольствие. Хотя мои члены онемели от холода, все же я ощущала теплоту от виски и удовлетворения. Ощущала и кое-что еще. Навязчивый образ, который я, помимо прочих вещей, до сих пор игнорировала.

Гевин никогда не снимал черных платочков с запястий. Даже тогда, когда мылся, они оставались на месте. И я не задавала ему вопросов по этому поводу. Но прошлой ночью, когда наши тела терлись друг о друга, один из платочков соскользнул, и я мельком увидела при лунном свете безобразный шрам, который скрывался под ним. Он опоясывал запястье целиком. Как и шрам на лице, он зарубцевался, но был розоватым, а не серебристым, какими обычно становятся шрамы со временем. Раны были нанесены, очевидно, не так давно. В тот момент, когда меня еще не поглотила страсть, мне показалось, что этот шрам является следствием ожога.

Настало время поговорить. Я приняла сидячее положение и повернулась туда, где позади меня должен был спать Гевин. Но его там не оказалось. На том месте, где он лежал, осталась вмятина. Я пробежала взглядом по территории автопарка, но не нашла его. Несколько мгновений я сидела, стараясь не замечать холода. Затем вспомнила про пикап. Он должен быть в пикапе.

Набросив коврик на плечи, я прошла через ворота. На переднем сиденье Гевина не было, поэтому я открыла заднюю дверцу. Тоже пусто. Я взобралась на водительское сиденье, успокаивая себя тем, что он, видимо, пошел раздобыть завтрак. Но вдруг заметила записку.

Запись была сделана карандашом на бумажном пакете:

«Кэт, прости за все. Не хочу портить тебе жизнь. Хотел бы встретить тебя раньше. Гевин».

Глава 5

Гевин хочет ползти по краю аэропорта, вдали от людей, но заставляет себя идти. Его ноги одеревенели и едва гнутся в суставах. Он повсюду видит Бертрана. Бертран в багажном отделении. Бертран в зале ожидания. Бертран — в торговой точке фирмы «Смит», покупает сигареты и ожидает перед аэропортом такси. Когда Гевин пройдет таможню, Бертран положит ему руку на плечо и развернет его лицом к себе. Но это не Бертран. Всего лишь таможенник, передающий ему бумажник, который он уронил. Гевин с сомнением смотрит на свой бумажник.

— Ваш? — спрашивает таможенник, видя озадаченный вид Гевина. Это действительно его бумажник.

Некогда этот бумажник был знаком Гевину, как протертые колени его джинсов или как мысы его замшевых ботинок. Сейчас он смотрит на него так, словно его любимый теннисный мячик вдруг возвращается ему в руки по истечении десяти лет. В главном зале рабочие демонтируют рождественскую елку.

Он видит, как Бертран быстро идет к выходу, стремясь к понятной цели. Он оглядывается, но Гевин больше не уверен, что это действительно он. Он понимает, что такого не может быть. Бертран умер. Гевин чувствует, как слезы наворачиваются ему на глаза. Его может вырвать. Он старается дышать через нос. Это аэропорт Хитроу, и здесь люди не плачут, и их не вырывает на ходу.

Иногда на квартиру приходит Эгги. Гевин посмотрит, и она уже там с озабоченным лицом. Она приносит ему бутерброды или готовит для него еду. Кухня, по обыкновению, полна бутылок. Полных и пустых. Гевин остается в квартире и пьет, поскольку видит снаружи Бертрана. Эгги спрашивает:

— Ты ел с тех пор, как я была здесь в последний раз?

Он не помнит, когда это было. Вчера приходила она или перед уик-эндом? Он задергивает занавески от дневного света, и разница между днем и ночью исчезает. Однажды Эгги простерла руку над его головой, и Гевин присел и захныкал, как