Саша бросил на стол книги и сел, стараясь не замечать внимательного взгляда матери. Этот взгляд тоже вызывал в нём раздражение: «Так и смотрит, всё знать ей надо…»

Мать наскоро вытерла руки, накрыла на стол:

— Сашенька, иди обедать!

Ребята с шумом полезли на стулья. Трёхлетняя Муська зазвенела ложкой о тарелку.

— Руки под стол! — закричал Саша. — Что ты звонишь, как вагоновожатый! — накинулся он на Муську, отнимая у неё ложку. — Сейчас выгоню!

— Саша, Саша! — удивлённо, с упрёком сказала мать. — Что это ты, голубчик?

— «Голубчик»… Нянька я вам, а не «голубчик»! Не буду я им больше ничего делать! Сама, как хочешь, с ними справляйся! — отодвигая свою тарелку, закричал Саша. — Всё на меня свалила!

Он вдруг остановился. Мать смотрела на него с жалостью и испугом. Половник дрожал в её руке. Дети притихли.

— Ешь. Вот мясо тебе. Сам порежешь?

— Сам, — буркнул Саша, давясь куском хлеба.

За столом стало тихо. Мать резала маленькими кусочками мясо и клала его в тарелки малышам.

— Кушайте, кушайте, — говорила она вполголоса, помогая то одному, то другому справляться с едой.

Татка, придвинув к Саше свою тарелку, шопотом сказала:

— Саша, порежь мне.

— Сама не маленькая, — отодвигая локтем её тарелку, сказал Саша.

— Мама, чего он не хочет? — обиженно протянула Татка.

— Не приставай к нему, Таточка. Дай свою тарелку!

Татка вскочила, с колен её покатился на пол круглый пенал. Этот пенал Саша сам подарил ребятам для игры «в школу». Но сейчас, чувствуя закипавшие в глазах слёзы и острую потребность придраться к чему-нибудь, Саша схватил пенал и выбежал из-за стола.

— На моём столе роетесь! Всё моё хватаете!

Ладно, я теперь всех швырять буду! — кричал он неизвестно кому со слезами в голосе. Потом бросился ничком на свою кровать и разрыдался.

— Сашенька, Саша… Кто тебя, сынок мой дорогой? Кто тебя обидел, голубчик? — гладя его по спине, спрашивала мать.

Саша молча плакал, уткнувшись в подушку круглой стриженой головой. Вокруг его кровати, прижимаясь к матери, всхлипывали испуганные ребята. Валерка, приподнявшись на цыпочки, обхватил Сашину шею и уткнулся лбом в его подушку. Саша высвободил руку и обнял тёплое тельце братишки.

Глава 22

ВАСЁК

Васёк стоял у окна и на все вопросы тётки отвечал:

— А тебе-то что?

— Как это «тебе-то что»? — возмутилась тётя Дуня. — Прибежал, как с цепи сорвался! Я тебя и спрашиваю: случилось с тобой что, отметку плохую получил или наказали тебя в школе?

— Ну и наказали, — усмехнулся Васёк. — А тебе-то что?

— Ты мне не смей так отвечать! Я не с улицы пришла ответ у тебя спрашивать. Мне вот отец пишет, что ещё недели на две задержится.

— Письмо есть? Отец пишет? Давай письмо. Почему сразу не дала мне? — закричал на тётку Васёк.

Тётка вынула из-под скатерти письмо.

— Я с тобой поговорю ещё… Вот почитай раньше… — холодно сказала она, испытующе глядя на племянника поверх очков.

— Ладно! — нетерпеливо сказал Васёк, отходя к своему столу и вытаскивая из конверта тонкую серую бумажку.

Отец писал, что- никак не мог сообщить о себе, так как ездил со своей бригадой на другие участки и всё надеялся скоро вернуться. Но сейчас в паровозном депо идёт большой ремонт, и придётся ему ещё недельки на две задержаться. Он просил тётку приглядеть за племянником, спрашивал, как учится Васёк, как он ест, спит, не очень ли скучает. В конце стояла приписка сыну:

«Дело, Рыжик, прежде всего. Паровозы мои — пациенты смирные, слушаются меня. Есть среди них очень интересные, новой системы, наши советские. Приеду — расскажу. А пока делай ты, Рыжик, свои дела так, чтобы совесть была чиста.

Васёк опустил письмо и задумался.

Отец задерживается… Не с кем поговорить по душам… Некому рассказать, что произошло за это время в его жизни…

Васёк подумал о Саше. Вспомнил его лицо и слова, которые тот бросил ему: «Не товарищ!» Подумаешь, напугал! И что я ему сказал? Разве это не правда, что он сестричек нянчит? Правда…» — храбрясь и оправдываясь перед собой, думал. Васёк.

Потом, вспыхнув до ушей, он растерянно посмотрел на свою твёрдую, загорелую руку. В этой руке осталось ощущение острого, худенького плеча Севы. Васёк прикусил губу, чувствуя стыд и недовольство собой. Как это с ним случилось, что он швырнул Севу? Конечно, Малютин сам полез, его никто не просил.

Васёк посмотрел на письмо. Задерживается… в такую минуту, когда ему одному мог он рассказать обо всём, что произошло в классе. «Ну, и ладно… Пусть со своими паровозами остаётся… Хоть и совсем не приезжает, раз так», — с горькой обидой на отца думал он.

— Вот и поговорим, — сказала тётка, закончив какие-то кухонные дела и присаживаясь на стул против Васька. — Разболтался? Грубишь? Думаешь, тётка сквозь пальцы глядеть будет? — Тётя Дуня оправила подол юбки и поудобнее уселась на стуле. — Нет, племянничек, я здесь не для этого живу. На меня не напрасно твой отец надеется. Трубачёвы зря ничего не обещают, и я тебя на ум-разум направлю, — медленно цедила слова тётка.

Васёк вдруг вышел из