Однако в первые несколько дней в доме у Мириам она никак не может заснуть. Хотя и чувствует страшную усталость. А если засыпает, то сразу же просыпается. Так что дни и ночи тянутся как в тумане, между сном и явью. Клэр читает книгу, и глаза закрываются сами собой, а открывает она их уже за столом. Перед ней тарелка с остывшими спагетти, а напротив сидит хмурая тетя. Во сне Клэр бредет по обочине шоссе, вглядывается в клубящиеся на горизонте облака и гадает, будет ли дождь; греет замерзшие руки под сушилкой в туалете на заправке; борется с навалившимся сверху мужчиной; срывает с него клоунскую маску, но под ней обнаруживается ухмыляющийся красный череп. Мир полон ужасов, все вокруг нацепили маски.

Клэр очень хочет расслабиться, но не может. Не может почувствовать себя в безопасности. Ведь в коттедже на каждом шагу разложено оружие, а окна заколочены фанерой. Не дом, а просто крепость в осаде.

— Видишь ли, за мной кое-кто охотится, — отвечает на вопросы племянницы Мириам.

— Те же люди, что приходили за моими родителями?

— Нет, другие. Но тоже очень опасные.

Август сидит в кухне за столом и ест из глубокой тарелки творог, а ослабевший Чейз занимается в гостиной физкультурой. Несколько недель подряд он только и делал, что спал да бегал в туалет. По его же собственным словам, нужно восстановить кровообращение, а то так недолго и сгнить, превратиться в пустую оболочку.

— Я полагаю, тебе известен механизм заражения? — спрашивает Август.

На Чейзе из одежды только серые спортивные штаны. На руке и груди — повязки. Он приседает. От натуги его лицо покраснело и покрылось капельками пота.

— Когда тебя кусает бешеная псина, ты сам подхватываешь бешенство. Вирус содержится в слюне. Так?

— Не совсем. Слава господу, одной слюны в данном случае недостаточно. Иначе носитель, чихнув в метро, заражал бы десяток людей за раз. — Ложка звякает о край тарелки, а потом о зубы Августа. — К счастью, лобос больше похож на ВИЧ и передается через кровь. Укус не обязательно влечет за собой заражение, но это вполне возможный исход. У ликанов после трансформации кровоточат десны, именно таким образом и распространяются прионы.

— Стало быть, мне хана. Да?

— Если под этим ты подразумеваешь: «Я заражен» — думаю, ответ утвердительный. Но если ты хотел спросить: «Закончилась ли на этом моя политическая карьера?» — то я отвечу: вовсе не обязательно. Только трое знают, что произошло в той комнате. И одна из этих троих мертва.

Чейз приседает, а затем пытается сохранить равновесие, приподнявшись на носки, но не может.

— Думаешь, мы сумеем такое скрыть?

— Тебе придется во многом изменить привычки. — Август отправляет в рот очередную ложку творога и продолжает с набитым ртом: — Я раздобуду тебе рецепт на медицинскую марихуану. И наверное, смогу через Канаду достать люпекс. Можем попробовать принимать его маленькими дозами. Но прямо сейчас тебе необходимо сохранять спокойствие, не терять самообладания, оставаться человеком. А значит, больше никаких женщин, попоек и приступов ярости.

Чейз поднимается и подходит к окну. Облака нависли низко, словно потолок. Молодой клен дрожит на ветру оголенными ветками.

— Как-то все это не очень в моем духе, — замечает Уильямс.

— Да уж, — соглашается его друг.

Мириам красива, но мужеподобной красотой. И похожа на отца Клэр. Те же желваки, квадратные плечи. Глаза сияют голубым светом, словно две ацетиленовые горелки. Вот только папа всегда улыбался, а Мириам, кажется, напрочь лишена чувства юмора. У нее на лице застыло каменное выражение, а тонкие губы всегда плотно сжаты. Она вечно в движении. Не снимает черную майку, открывающую накачанные руки.

До недавних пор Клэр не очень хорошо понимала, что обычно подразумевают под словом «семья». Жаловалась матери, что не хочет навещать бабушку в доме престарелых или идти на пикник с двоюродными братьями и сестрами, но та неизменно отвечала: «Они члены нашей семьи». Словно это все объясняет. Теперь же Клэр наконец поняла, как важны кровные узы. Именно благодаря им Мириам, совершенно незнакомая ей женщина, приняла племянницу и приютила ее без всяких вопросов.

Они беседуют, и тетя задает вопросы, но разговоры часто прерываются долгими паузами. Вот и теперь Клэр и Мириам молча сидят на разных концах дивана. Клэр поджала под себя ноги, а Мириам наклонилась вперед и поставила локти на колени. Сперва она лишь спрашивала. Постоянное «а потом что?». Про нападение на дом, отцовскую записку, бесконечно долгое путешествие из Висконсина. Девушка рассказала про стрельбу в гостиной, но, вопреки ее ожиданиям, Мириам отреагировала достаточно спокойно: лишь опустила голову и приглушенным голосом сказала, что с того самого момента, как увидела Клэр на пороге, знала — брат мертв.

— А кем тебе приходится тот мальчишка? — спрашивает она, снова поднимая голову. — В джипе?

— Никем.

Клэр рассказывает про события той ночи, про водителя трейлера. Про него она пока не упоминала. Девушка обхватывает себя руками. Наверное, сейчас Мириам обнимет ее и посочувствует. Но тетя поднимается и выходит из комнаты. Вот слышны ее шаги в коридоре, в кухне стучит дверь буфета, звякает стекло. Через минуту Мириам возвращается с двумя стаканами виски и вручает один Клэр. Они поднимают бокалы в некоем подобии мрачного тоста и пьют. Клэр кашляет в кулак. Грудь жжет, словно она проглотила горящий уголь.

Мириам со стуком ставит свой стакан на журнальный столик.

— Глупо было приводить сюда этого мальчишку. Очень глупо.

— Согласна.

— Теперь он знает, как ты выглядишь. Знает, где мы живем.

— Да. — Клэр опускает глаза, но, несмотря на упрек, думать сейчас она может лишь об одном. «Мы». «Где мы живем». Ей хочется расплакаться от облегчения.

Клэр старается найти себе занятие. Подметает полы. Перевешивает туалетную бумагу, чтобы удобнее было разматывать рулон. Расставляет книги на полках в алфавитном порядке. Моет посуду и тщательно вытирает каждую тарелку. Открывает холодильник и внимательно вглядывается в его гудящее холодное нутро. После долгих недель свободного падения эти маленькие каждодневные ритуалы успокаивают.

В раковине — мухи. И не только там: еще на подоконниках, покрывалах, даже под простыней жужжат мухи. В коттедже давно не открывали окна, и воздух стал затхлым. Клэр так хотелось снова оказаться под крышей, но она слишком привыкла бродить под открытым небом, и теперь домик с заколоченными окнами кажется ей ловушкой.

Когда она говорит об этом Мириам, та как раз вглядывается в щель в листе фанеры. Тетя внимательно смотрит на племянницу, и на ее лицо ложится полоска света.

— Можем пойти порубить дрова. Хочешь?

— Да я на все согласна. Лишь бы на улице.

Мириам снова выглядывает в окно и откусывает с нижней губы крошечную полоску сухой кожи.