– Чо надо?

– Мужик права качает.

– С какой квартиры?

Барсов поманил его пальцем:

– Подойди, картина маслом, и захвати документы, которые я просил, посмотреть хочу, кто вам дал право тут командовать парадом.

– Чо?!

– Через плечо! Ты кто здесь?

– Диспетчер…

– Круто звучит, покажи документы.

– Сам покажи, пенёк.

Терпение кончилось. Барсов стремительно приблизился к парню в тельняшке, скрутил ему руку за спину, не обращая внимания на сопротивление, особым приёмом зажал шею татуированного. Его напарники оторопело уставились на майора, бросились было на выручку приятеля, но Вениамин согнул парня в тельняшке чуть ли не до колен, проговорил металлическим голосом:

– Я ему шею сломаю, уроды! Несите документы, быстро! Или через пять минут здесь будет спецназ!

– Саркис… – проблеял рябой.

– Достань, в сумке, – просипел смуглолицый.

Рябой шмыгнул в кабину фургона, вернулся с чёрной папкой.

– Паспорта!

– Мой дома…

– У кого паспорт на руках?

Рябой нерешительно оглянулся на пузана:

– Борисыч…

– Неси! – Барсов тряхнул парня в тельняшке так, что тот взвыл:

– Тюха, в бардачке, неси…

Поодаль стали собираться и переговариваться свидетели происходящего, в основном дети и женщины. Послышались голоса:

– Давно пора с ними разобраться!

– В полицию сдать…

– Доигрались, живодёры!

– Бандиты поганые…

Рябой, озираясь, поспешил обратно к машине, вернулся с замызганным до коричневого оттенка паспортом.

– Вот…

Константин отпустил качка в тельняшке, развернул паспорт, прочитал:

– Сунгарян Саркис Левонович, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, город Ереван… не Брянск, значит… то-то, я гляжу, рожа не русская.

– Отдай, – протянул к нему могучую руку смуглолицый.

Пузан внезапно подскочил ближе, поднимая невесть откуда взявшийся ломик, замахнулся:

– Отдай, петух, инвалидом сделаю, и вали отсюда!

Барсов не двинулся с места, только приподнял бровь.

– Наверно, сам в больницу захотел, пиволюб? Давай.

Пузан облизнул губы, глянул на приятеля в тельняшке, разминавшего шею.

– Саркис, дай ему!

Барсов вынул из кармана удостоверение, сверкнувшее золотом надписи «Национальная гвардия РФ», но разворачивать не стал.

– Я сейчас кому-то дам! Стоять, не двигаться! Дождёмся приезда полиции… – Константин не договорил.

Вся троица вдруг дружно кинулась к своему микроавтобусу, оставив в руках Барсова паспорт и чёрную папку, которую он не успел открыть.

Хлопнули дверцы, взревел мотор фургона, он сорвался с места, едва не сбив кого-то из толпы зрителей, и выехал со двора.

Барсов расслабился. Он мог легко догнать беглецов, ещё когда они только бросились бежать, но не стал этого делать, так как процедура сдачи «смоленских армян» и так отняла у него немало времени.

В толпе послышались весёлые возгласы, смех, женщины зааплодировали. К Барсову подошёл пожилой мужчина в пиджаке на голое тело, снял видавшую виды соломенную шляпу.

– Низко кланяюсь! Здорово вы их пуганули! Житья не стало, мой «жигуль» дважды царапали.

– Может, не они?

– Они, кто ж ещё? Чтоб мы, значитца, повелись на их заманчивые предложения охранять двор. Узнали, кто они?

– Приезжие. – Барсов открыл папку, полистал лежавшие там залапанные бумаги, глянул на печати, подписи, качнул головой: – Похоже, липа это всё, потому они и сбежали. Надеюсь, больше не появятся.

Его проводили до машины хором восторженных голосов, и Барсов поехал на базу. Настроение было подпорчено, да и мысль, что ему как специально устроили показательное испытание, подчеркнув гнусность отношений обманщиков и чиновников, не была радостной, однако, сбросив напряжение, он перестал анализировать столкновение с шайкой вымогателей и в кабинете появился сосредоточенный на работе.

Его подчинённые уже знали о новом назначении командира, и Барсов практически всех включил в группу особого назначения, за исключением снабженца, капитана Брумеля, и получившего серьёзную травму в одной из операций сержанта Теплова. Ни начальник Службы спецопераций Гаранин, ни командующий Росгвардией Лавецкий не возражали против перевода, и лишь новый начальник Барсова советник президента Зеленов потребовал передать ему для изучения личные дела бойцов, а потом заставил их подписать служебные бумаги допуска высшей категории, автоматически превращавшие каждого в заложника категории «совсекретно». Никто из их сослуживцев и друзей не должен был знать, кому они подчиняются и какие задачи решают.

Поворчал Зеленов и когда узнал о привлечении к работе ГОН полковника в отставке Калёнова.

– Больно стар, – засомневался он.

– Старый конь борозды не портит, – ответил Барсов известной поговоркой.

– Но и глубоко не вспашет, – закончил поговорку Зеленов.

– Этот вспашет, – возразил майор с улыбкой. – Он рекрут, если вы понимаете смысл термина. У него не руки, а клещи, гвозди из стены пальцами вытаскивает. Кроме того, за его плечами почти пятидесятилетний опыт работы в разведке.

– Предоставьте мне досье на него.

– Он служил в ГРУ, и его дела по-прежнему засекречены. Достану, что смогу.

– Хорошо, я сам позабочусь. Кого ещё вы хотите привлечь к деятельности ГОН?

– Есть на примете трое. С двумя я уже беседовал, они согласны. Один служит в «конторе», контрразведчик, второй в МЧС, спец по выживанию. С третьей ещё не встречался.

– С третьей? Она женщина?

– Не просто женщина – классный аналитик, военный эксперт, работает в Центре развития военных технологий Минобороны.

Зеленов пожевал губами.

– Не думаю, что группе понадобится специалист такого профиля. Все наши операции будут разрабатывать стратеги ССО, третья группа.

– Она знает все новейшие научно-технические разработки как у нас, так и за рубежом, испытывала последние модели боевых роботов и наногаджеты.

– Кто это?

– Вряд ли вы её знаете.

– Я многих знаю.

– Ева Лузгина.

Зеленов наморщил лоб, копаясь в памяти.

– Нет, не припомню. В возрасте?

– Тридцать пять лет, полковник, а также доктор физико-математических наук.