образом из-за старших курсов, когда нужно оттачивать практические навыки. Во Франции каждый студент к получению диплома имеет более ста часов практики на аппарате УЗИ. Наш студент видит аппарат издалека, о том, как выполнять исследование и что означают причудливые картинки на экране, может только прочитать в учебниках. Которые зачастую отстают от практической медицины на десятки лет. Ещё больший разрыв формируется при прохождении узкой специализации – интернатуры или ординатуры. Я знаю несколько человек, окончивших ординатуру, а затем и аспирантуру по сердечно-сосудистой хирургии, которых за пять лет допустили к операционному столу раз двадцать, и то в качестве ассистентов. А своими руками не дали сделать ни одной операции. В Германии за шесть лет резидентуры по кардиохирургии ординатор самостоятельно (под контролем куратора, но сам!) выполняет сотни разных операций, выходя в большое плавание специалистом экстра-класса.

Большинство европейских больниц снаружи и внутри напоминают трехзвёздочную гостиницу. У нас за последние годы тоже многое изменилось, но в памяти народной слишком уж укрепился образ больнички с обшарпанными стенами.

И, наконец, о среднем и младшем медицинском персонале. На Западе и в Израиле медсестра и санитарка – это уважаемые и хорошо оплачиваемые профессии. Там все давно поняли, что хорошо проведённая операция или курсовая терапия – лишь половина лечения. Вторая, не менее важная половина заключается в реабилитации, выхаживании пациента, и эта задача лежит на плечах медсестёр и санитарок. У нас во многих регионах зарплаты младшего и среднего медперсонала значимо возросли, но во многих до сих пор остаются на неприемлемом уровне. Несправедливая оплата приводит к появлению невнимательности и даже хамства, ситуациям, с которыми вы вряд ли столкнётесь за границей.

Сможем ли мы победить свои давние проблемы и построить по-настоящему современное здравоохранение, в котором жителю столицы и удалённого региона будет доступна одинаково качественная помощь, а граждане не будут искать возможность поехать на лечение в зарубежную клинику? Думаю, если каждый на своём месте будет ответственно выполнять свою работу, а чиновники поймут, что время липовых отчётов и формализма ушло навсегда, это обязательно произойдёт.

Третий сон на дежурстве. Бишвильма[1]

Море осталось позади, и теперь в иллюминаторе мелькали квадраты выжженной солнцем глины и овалы кибуцев. Самолёт в последний раз завалился на крыло и встал на глиссаду, ещё минута, и шасси коснулись раскалённого бетона взлётно-посадочной полосы международного аэропорта Бен-Гурион.

– Добро пожаловать на родину, парни, – вытаскивая из ушей наушники, нарочито бодро воскликнул Аарон. Получилось настолько фальшиво, что люди с соседних рядов обернулись. Откуда же взяться бодрости после почти одиннадцатичасового перелёта, когда впереди ещё паспортный контроль и пару часов пути до Иерусалима? Но Аарон был заводилой, это именно он сначала уговорил друзей записаться на изучение иврита, а затем и вовсе отправиться в турне на родину предков. Ощущение ответственности за происходящее заставляло его фальшивить.

– Да уж, – отозвался с переднего кресла Яков. – Нелёгкий перелёт, и судя по всему, за бортом пекло. Просыпайся, – толкнул он Ариэля. – Мы уже приземлились.

– Как же затекла шея, кажется, я буду изучать родину предков под непривычным углом, – сказал, потягиваясь, Ариэль, при этом изображая смотрящую боком курицу. Ариэль хотя и был самым молодым, но давно завоевал себе репутацию души компании, и от его ненавязчивой шутки все вокруг заулыбались, а у Аарона сразу отлегло от сердца – обстановка разряжена, и у всех есть силы для дальнейших свершений.

Когда ты живёшь в Нижнем Манхеттене, нужна ли тебе ещё одна родина – большой вопрос. Даже родственники из Невады уверены, что тебе в жизни выпал джокер. Но душа, ей не объяснить, и если зовут из тёмной глубины крови, раскручиваясь словно воронка торнадо, гены твоих прадедов, ничего с этим не сделаешь. Так случилось и у Аарона. В средних классах школы он увлёкся ивритом, записался сначала на интернет-курсы, потом перешёл в еврейскую школу, своим рвением заразил друзей. Аарон романтичный, но целеустремлённый. Яков – основательный, в чём-то циничный. Ариэль – самый молодой и какой-то ранимый, между собой они называют его то «неженка», то «бой», намекая на возраст и остающуюся в нём детскую простоту. После школы они поступили в один колледж, на модный нынче факультет IT. Программисты, кем же ещё быть евреям в Штатах.

Когда выходили в рукав, несмотря на рёв кондиционеров, через щели словно гнали вентилятором обжигающий воздух. Это дует из пустыни Негев, подумал Аарон. Возможно, приехать сюда летом всё-таки было ошибкой, но кто не совершает ошибок в первый раз.

В автобусе спали на рюкзаках. Досмотр в аэропорту настолько тщательный, что пришлось в буквальном смысле выворачивать наизнанку карманы, не помогли ни американские паспорта, ни еврейские фамилии, он показался утомительнее перелёта и отобрал последние силы. Замёрзли под кондиционерами, а вышли – разбуженные, помятые, и снова окунулись в жару. Душный, вечерний Иерусалим. Таким ли представляли его себе, разглядывая гугл-панорамы, фотографии и рисунки в тетрадях по языку? Нет.

Часть города, в которой был расположен кампус, хотя и была на еврейской половине, больше напоминала кадры из армейской хроники пятого афганского корпуса. Мужчины в длинных арабских покрывалах, женщины с туго затянутыми на шее платками, полностью скрывающими от любопытствующих всё, кроме узких, плотно сжатых губ, тонкого или наоборот, распластанного по лицу носа и чёрных, беспокойных глаз. Пыль, мулы, маленькие, беспородные собаки.

– Похоже, со времён Ветхого Завета здесь мало что изменилось, – подумал Аарон.

– Добрый день друзья, – обратился к ним по-английски подошедший к автобусу молодой еврей в стильных очках в бесцветной оправе с маленькой, плотно сидящей на затылке кипой. И тут же перешёл на иврит: – Надеюсь все меня понимают? Наш кампус расположен в немного шумном месте, – он показал куда-то в сторону, – здесь расположен крупнейший рынок Ершалаима – Махане Иегуда. Возможно, кто-то скажет, что это проблема, но, на мой взгляд, скорее плюс. Столько еврейского колорита вы не найдёте даже у стены плача.

Поселились вместе – комната как специально на троих, жалюзи, кондиционер (без них здесь никуда), и сразу рухнули спать. Шутка ли – если считать от порога до порога, то получится не меньше пятнадцати часов пути, вылет в ночь, семь часов разницы во времени, жара. Ночью, сквозь сон Аарон слышал, как за окном кто-то грузно ступал по мелким, колючим камням, а потом, кажется, влажно дышал в окно – ему показалось, что это мулы, такие, как он видел раньше на выставке русского художника еврейской крови Марка Шагала. После этого мулы с большими, мокрыми глазами снились ему всю ночь.

Прошло две