— Правда? — Мачеевский закурил папиросу. — Тогда придумай мне крючок на Гольдера.

— А пошел ты! — разозлился на его упрямство Леннерт.

Адвокат пытался еще как-то убеждать Зыгу, но когда тот набросился на обед, как волки на конную упряжь на картине Фалата[43], он уже мало что слышал. Он отложил ложку, только когда приятель упомянул о вакансии в бюро Товарищества промышленников.

— Говорят, вы финансируете археологические работы в Замке.

— Какие там археологические! — Леннерт вытер губы салфеткой. Пользуясь случаем, инстинктивно провел ладонью по щеке, проверяя, не отросла ли щетина. — Реставрационные, в часовне. Когда будет готова, ты непременно должен ее посмотреть. Такой, пожалуй, во всем мире нигде больше нет. Как будто зашел сразу в православную церковь и готический собор.

— Хм, если археологические, то я думал, что реставраторы используют на черных работах заключенных из Замка. Это окупается, потому как бесплатно, но, с другой стороны, пришлось бы постоянно за ними следить, чтоб чего не украли. Особенно, если бы там докопались до каких-нибудь сокровищ.

— Сокровищ! Откуда ты берешь такие сенсации, Зыга? Не иначе, из «Голоса», — посуровел юрист.

— А об этом писали в «Голосе»? — спросил поверх шницеля Мачеевский.

— Не знаю — я «Голос» не читаю, но это их уровень изложения, — проворчал Леннерт. — И вообще меня не касается, что там восстанавливают, а чего не восстанавливают. Американцы называют такие вещи «sponsoring». Если у тебя слишком много денег, ты выбрасываешь чуточку на какие-нибудь глупые, но возвышенные цели. Чем глупее, тем лучше. Все сразу перестают смотреть тебе в руки. Мы спасаем памятники Средневековья, а «Полицейская семья» устраивает обеды для бедных детей. Чтобы у них были силы карябать углем на исторических стенах. — Он подцепил вилкой картошку и обмакнул в соус. — У возлюбленной отчизны много нужд, Зыга. Всяк имеет, как умеет.

— Ее имеет — или для нее умеет, Стась?

— А с этим тоже по-разному бывает. Не злись, мне уже пора. Официант, счет! Ты идешь?

— Я еще кофе выпью. — Мачеевский встал попрощаться.

Пожимая приятелю руку, он видел, что хотя Леннерт изображает спокойствие, внутри у него все кипит. Младший комиссар, если честно, чувствовал себя точно так же. Он провалил разговор с Липовским vel[44]Гольдером и, может, из-за этого попусту попёр на Стаха, который ничего дурного ведь не сказал; Зыга лучше других знал, что трудно найти работу более вредную, чем его. Главная полицейская школа, потом Замость и Люблин… Седьмой год уже. И как минимум четыре года он предпочитал не задаваться вопросом, зачем, в сущности, это делает. Чувствовал только, что, несмотря ни на что, должен, потому что тогда, в 1920-м, в лесу над оскверненным телом…

Мачеевский потянулся за бумажником, чтобы сразу расплатиться за кофе. Но у него уже почти ничего не осталось — он, как обычно, почти все жалованье внес сразу в «ПКО».

— Однако — в другой раз, пан Тосек. — Он виновато улыбнулся официанту. Тот ответил низким поклоном, и Зыга вышел.

Но едва толкнул застекленные двери, отделяющие ресторан от холла, как снова услышал голос приятеля. Леннерт стоял к нему спиной, а рядом с ним был известный младшему комиссару из газеты бородатый профессор Ахеец.

— Побеседуем завтра, как договаривались. — Адвокат попытался вырваться.

— А если я не захочу ждать с этим до завтра? — Ахеец схватил его за плечо.

— Пан профессор, мы с вами сотрудничаем добрых несколько месяцев…

— Сотрудничаем?!

— Я понимаю, вы взволнованы, — мягко проговорил юрист. — Но сегодня я действительно не могу ничего сделать. Я очень спешу. Всего-навсего день разницы, пан профессор. Увидимся завтра. — И поспешно вышел, а вращающиеся двери отеля еще долго крутились, словно пропеллер.

Мачеевский пропустил входящего в ресторан Ахейца. Тот, даже не посмотрев на Зыгу, поблагодарил его кивком. Младший комиссар отыскал взглядом пана Тосека и махнул ему рукой.

— Вы знаете этого господина? — спросил он.

— А как же, профессор Ахеец. Живет в отеле, второй этаж, номер 121. — Официант выдал данные, как из автомата, довольный, что никто в городе не информирован лучше него.

— А не заказан ли на завтрашний вечер у этого профессора и адвоката Леннерта столик?

— Прошу прощения, пан комиссар, сейчас выясню.

Зыге не пришлось долго ждать. Пан Тосек обменялся всего парой слов с шефом и тут же вернулся.

— Да, действительно, — сказал он. — Завтра в восемь. А как вы угадали, пан комиссар?

* * *

— Где вы пропадали? — рявкнул комендант Собочинский. — Садитесь. — Он указал на стул по другую сторону стола.

— Прошу прощения, пан старший комиссар, я не знал, что вам понадоблюсь. — Зыга сел. — Я проводил оперативное дознание.

— А ты что, пан, уличный попка, чтобы лично по городу бегать? И если дознание, то почему от вас несет рябиновкой? И что вы сегодня делали в цензуре, позвольте поинтересоваться?

Мачеевский вздохнул. Давно он не видел коменданта в таком бешенстве. Собочинский весь покраснел, нездоровый румянец пробивался даже сквозь его поредевшие волосы.

— И ко всем чертям, вы что, с Пасхи не мылись?! — Старший комиссар хлопнул кулаком по столу.

Видя нарастающее раздражение коменданта, Зыга догадывался, что дойдет и до этого аргумента. Он познакомился с Собочинским еще до того, как они встретились, потому что, будучи прапорщиком в Замости, читал его распоряжения с тех времен, когда старший комиссар сразу после войны в 1918-м руководил тамошней милицией. Он начинал как непримиримый враг грязных сортиров и проповедник гигиены не только среди населения, но и среди самих сотрудников. У Мачеевского до сих пор стояло перед глазами его распоряжение: «Волосы на голове следует стричь коротко, а саму голову мыть теплой водой и серым мылом не реже, чем раз в неделю. Руки необходимо мыть как перед каждым выходом на службу, так и по возвращении со службы. Грязь из-под ногтей тщательно вычищать. Ноги мыть каждый день перед отходом ко сну теплой и холодной водой. Холодная вода закаляет, предохраняя от простуды. Кальсоны необходимо менять не реже, чем раз в неделю. За исполнением распоряжения следит назначенный технический старший сержант».

Факт, в Замости Мачеевский еще сам по себе соблюдал эти указания. Но сейчас наверняка дело было не только в грязном воротничке. Кто-то, должно быть, совсем недавно звонил Собочинскому с претензиями. Липовский? Нет, кто-то поважнее — из-за банкира старший комиссар не стал бы так дергаться.

— Извините, пан комендант, — сказал Зыга. — Очередную ночь почти спал. Появился след по делу Биндера. Я его проверял.