Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И так, с шутками-прибаутками, поужинали мы, мужичков наших с двух бутылок поразвезло, и «жизнь стала хороша, и жить стало хорошо».
А потом сын со снохой домой уехали, а я перемыла посуду и пошла спать, оставив своего благоверного на летней кухне.
Проснулась ночью, смотрю: мужа на кровати нет. «Ну, на кухне уснул, там диван стоит», – решила я. И все-таки встала с постели, чтобы проверить. Но до летней кухни не дошла, глянула с веранды в окно и… опешила.
Огород у нас расположен через дорогу. А ночь-то белая, видно все. На огороде мой благоверный в резиновых сапогах, в рубахе и без штанов в грядке копается – редьку сажает. И хлопает себя по ляжкам да по заднице – комаров отгоняет. Я рот ладошкой закрыла да давай хохотать на веранде – не над тем, что муж в два часа ночи без штанов редьку сажает, а над тем, что он во хмелю моей шутке поверил. Насмеявшись, я ушла спать.
Утром мне муж ничего не сказал о своем ночном подвиге. Ну, и я молчок! День прошел, неделя… А там и семена взошли. Ходил да ухаживал муженек за своими всходами, как за мной в молодости не ходил. А сам все молчком.
Ну, уж и наросла у него редька: крупная, белая, сочная! Взвесила я несколько штук – каждая за килограмм вытягивает. Убирали редьку – соседи завидовали:
– Ну, вы и даете!
Тут мой муж не выдержал и рассказал мне, как он ночью без штанов редьку сажал. А я говорю:
– А я знаю. Видела!
Он на меня глаза вытаращил и стоит столбом: не ожидал, что у бабы на все лето терпения хватит никому ничего не говорить. А у меня хватило. Вот так-то вот!
Подписываюсь я простыми инициалами, а то муж скажет, обсмеяла меня на пол-России-матушки, и в огород больше со мной не пойдет…
В. П., Няндомский район Архангельской области
В доперестроечные времена северяне мало занимались огородами, все ведь можно было купить в магазинах по копеечным ценам. Мы так тогда с мужем только картошку сажали, больше ничего.
Сажать-то было ее и не беда, да носить только далеко, до огорода от дома – полтора километра. А сажали мы много, двадцать ведер.
Сходим с мужем одну «ходку», посадим картошку, а потом за другими ведрами идем. К вечеру так устали, прямо – язык на губе.
И вот разогнулась я, прислонилась к изгороди, стою и шепчу чего-то про себя, даже не понимаю, чего шепчу. А сосед рядом проходил, услышал и спрашивает:
– Что, соседка, не заговор ли шепчешь?
– Заговор, заговор, Николаевич! – ответила я ему.
– А меня не научишь ли?
– А почему и не научить? – отвечаю. – Я вот так заговор шепчу: «Уродись, моя картошечка, ровненькая да гладенькая, как тот мастерок у моего благоверного, которым ребят мастерят».
Смысл сказанного мной, видно, не сразу дошел до соседа, а когда дошел, расхохотался он на все поле:
– Ой, девка, куда только и картошку будешь девать, если по заговору уродится она? Погляди, тебе только двадцать пять, а уже троих «грибов» родила, четвертый в проекте, – и показал глазами на мой округлившийся живот.
Но то лето выдалось очень неудачным. Только взошла картошка – мороз ударил, и у нее листочки почернели. В цвету ее тоже заморозком прихватило. И народилась осенью одна мелочь, крупнее куриного яйца и не было.
Сосед потешался надо мной:
– Ну, вот, как напросила, так и получилось. Какой у мужа мастерок, такая и картоха уродилась. Да таким мастерком и за пятилетку одного ребятенка не построишь! Не иначе, кто помог твоему благоверному!
– Так погляди, какие у меня соседи-то! – отшутилась я. – Неужели в таком деликатном деле не подсобят?
Ну, и что тут поделаешь? Сама виновата, никто ведь за язык меня не тянул весной. Видно, плохая из меня заговорщица…
В. П., Няндомский район Архангельской области
Случай этот еще до войны произошел. Метали мы с моим мужем сено на пожне. Управились чего-то больно уж быстро. Степа и говорит:
– Ты, Настасья, иди домой, управляйся там по хозяйству, а я в Трифонов лог загляну – рыжики должны пойти.
Перечить я ему не стала, мы со Степаном мирно жили, в ладу да согласии. Пошла домой, а как дошла до пожни наших соседей Митиных, гляжу: полстога у них сметано, а на стогу никого нету. Я – ближе. За стог завернула – батюшки! – Дмитрий-то Митин руками размахивает, а Лукерья, женка его, у него в ногах извивается.
Я сперва подумала: колотит бабу. А Лукерья на сносях была. Ей, оказывается, рожать приспичило, даже стог не дометали. Дмитрий не знает, чего делать-то, вот и машет руками.
Роды принимать – дело мне знакомое. Да и сама к тому времени двух ребят принесла, с третьим второй месяц ходила.
Подбежала я к Лукерье, мужика ее за стог прогнала, а сама скинула с себя платье и давай роды принимать. Тогда ведь лифчиков почти никто не носил, я в одних подштанниках осталась, с голыми титьками.
Роды прошли все добро, у Митиных первенец родился. Завернула я его в свою одежонку, подала Лукерье кормить. Дмитрий вышел из-за стога.
– Спасибо, – говорит, – тебе, Настасьюшка, а то я весь растерялся.
Что дальше-то делать? Из-за леса туча надвигается, а у Митиных стог не дометан. Дождик пойдет и испортит все сено.
Говорю:
– Давай, Митрий, я тебе помогу, ты подавай сено, а я стог довершу.
Поднял он меня на стог. Лукерья с одной стороны стога лежит, он мне с другой сено подает. А я, как есть, по пояс голая – только титьки болтаются. Работаем потихоньку. И вдруг слышу:
– Ты что вытворяешь, б… такая! Креста на тебе нет, потаскуха, рожа бесстыжая! Своего мужика мало, стерва?! Сейчас я тебя!..
Это мой Степан из Трифонова лога вывернулся. На меня как ушат холодной воды вылили. Ноги подкосились, так и села на задницу на стогу, ни живая ни мертвая. Господи, стыд-то какой!
Мужик свою бабу голой застал, да еще и на чужом стогу! Я и на своей-то пожне такого не позволяла. Другое дело – дома, в своей баньке, а чтобы на людях-то – упаси Боже!
Что уж там внизу между мужиками было – не чуяла я, на стогу почти без чувств лежала. А очухалась, слышу – мой Степа хохочет. А потом мне так ласково, будто и не материл только что:
– Ну, где ты там, Анастасия? Коли кондрашка не хватила, так вставай – стог-то завершать надоть.
У меня на душе все разом и отлегло. Пока мы со Степой стог завершали, Дмитрий отвез Лукерью домой на лошади да платье мне привез.
А дождик в тот день так и не пошел, туча мимо прокатила…
Рассказ своей покойной бабушки Анастасии записал М.А. Быков, г. Вельск, Архангельская область