вошел». Но знать – одно, а видеть собственными глазами и слышать собственными ушами вполне вменяемые речи от того, кто еще совсем недавно пары слов толком связать не был способен – абсолютно другой коленкор. Мне показалось, что до сознания ошарашенной бабенки не дошла суть моего, вне всяких сомнений, весьма щедрого предложения. Но я ошибся. Цепкий бабий ум мгновенно оценил возможный гешефт от нашего взаимовыгодного сотрудничества. Полтина в день в Дубках очень даже неплохие деньги.

- Банки за твой счет, Вань, - выйдя из кратковременного ступора, заявила Глафира, - и крышки тоже, ну и соль, перец и прочие ингредиенты, також. Хошь, натурой, хошь, деньгами отдашь, тогда всё необходимое сама в магазине возьму.

- Не вопрос, - поспешил согласиться я, - лучше деньгами. Скажешь что и по чем, я тебе тут же выдам сколь потребно.

- Так, трехлитровая банка с крышкой по пятаку, для огурцов самое то. Соль гривенник кило, сахар…

Пришлось прервать Глашины подсчеты, ибо процесс грозил затянуться надолго.

- Может для начала оценишь фронт работы?

- Чё?

- В огород ко мне пошли, посмотришь на урожай огурцов и прикинешь, что с ними делать.

Перед тем, как направиться со мной, Воскобойникова строго-настрого предупредила мать, чтобы глаз с детей не спускала. А двум своим чадам настоятельно велела находиться либо в доме, либо во дворе. Как водится, попугала страшным Букой, который по улице ходит, всех непослушных деток запихивает в мешок и в темный лес уносит.

После осмотра моей огуречной плантации, баба азартно потерла вспотевшие от волнения ладошки. Ну как же, вёдер десять планирует снять сегодня, из которых пять достанутся лично ей. К тому же, на горизонте маячат пятьдесят копеек, не считая оплаты нанимателем всяких расходных материалов: банок, соли, перца и прочих недешевых ингредиентов, существенную часть которых, судя по её ментальному фону, женщина планирует применить и к собственному благу. Ну и ладно, пусть воспользуется «моим ротозейством», будет для её семейства от меня неофициальной гуманитарной помощью. Я не обеднею, а человеку приятно.

Сориентировавшись с объемом предстоящей работы, и осмотрев мою обновленную кухню, Глафира осталась довольной. Не теряя времени, она потребовала от меня двадцать пять рублей на текущие расходы и тут же умчалась в магазин за покупками.

Утомленный общением с суетливой бабёнкой я присел на лавку во дворе и, подставив лицо солнечным лучам, попытался абстрагироваться от суровых жизненных реалий.

Но тут, как назло, на горизонте нарисовался Виталий Иннокентьевич Варсонофьев собственной персоной. Обычно кабатчик присылает за мной кого-то из своих халдеев, а тут, нате вам, самолично пожаловал в мой дом. Судя по покрасневшей и запотевшей морде лица, мужчина находится в состоянии «сурьезного» душевного волнения, о причинах которого я, кажется, догадываюсь.

Перед тем, как войти во двор через калитку, Варсонофьев обратился ко мне в несвойственной ранее для него шутовской манере:

- Иван Игнатович, ваша милость, окажите честь уделить толику вашего драгоценного внимания бывшему вашему покровителю и благодетелю. – Ёрничает, ну и ладно, юморист доморощенный. Значит, доложили о моем вчерашнем возвращении из Пустошей и о добыче от похода, пролетевшей со свистом мимо его кассы.

Ссориться с этим человеком я не хочу, но и оставаться дальше под его «щедрой» покровительственной пятой не собираюсь. Попробую договориться, если не получится, и этот неугомонный мужчина начнет метать «говно лопатами на дующий в мою сторону вентилятор», устраню по-тихому, благо опыт и соответствующие навыки при мне.

- Почему же бывшему, Виталий Иннокентьевич? Для меня вы навсегда останетесь человеком уважаемым, коему я несчастный калека очень многим обязан…

- Так отчего же, Иван, после своего похода в Пустоши ты пришел с добычей не ко мне, а к этому пройдохе Зябкинду? Короче, с тебя штраф, скажем, тысяча рублёв. Это на первый раз. Коль подобное повторится, пеняй на себя.

Бесцеремонный наезд кабатчика меня буквально вывел из себя. Я, было, собрался пригласить его в дом, чайку откушать, по душам поболтать, теперь категорически отказался от этой идеи. К тому же, в памяти всплыли многие неблаговидные факты его былого сотрудничества с моим реципиентом. Видит Бог, я не хотел обострять ситуацию, но товарищ не понимает, с кем имеет дело. Придется ему доходчиво всё объяснить.

- А с какой стати я должен был идти к тебе? Чтобы ты, козлина жадная, оттяпал у меня большую часть трофеев? А еще, с какого бениной мамы я должен платить тебе какие-то штрафы? И вообще, мне пох, кем ты себя возомнил? Так что насчет трофеев и штрафов получишь от дохлого осла уши. Короче, вали-ка ты с моего двора. Благодетель херов! А на досуге вспомни, как кормил несчастного калеку объедками из бака для свиней, и как нагло присваивал большую часть мною заработанного.

- Ах, так ты заговорил, щусёнок! Оперился, значится! Самостоятельным стал. Ну ладно, живи покамест, но оглядывайся при каждом шаге. Кароч, хочешь, чтобы все было по-старому, принесешь у вечеру деньги и впредь весь хабар из Пустошей будешь таскать лично мне.

На высказанную в прямой форме угрозу я лишь пожал плечами, мол, мели Емеля. Лично я войны не хочу, но если что, мой «бронепоезд на запасном пути» и всегда готов «дать залп» по любому недоброжелателю.

Виталий Иннокентьевич, посчитав разговор законченным, удалился в крайне разгневанном состоянии. Назначенного штрафа (с какого бодуна он сумму по местным меркам астрономическую озвучил?) он, разумеется, не получит и хабара моего ему не видать, как своих ушей. Значит, жди этой ночью визита его холуев, не сам же он попрется «поучить уму-разуму оборзевшего в конец юнца». Ну что же, ждем-с.

А тут и Глафира вернулась с двумя здоровенными авоськами с трехлитровыми банками и заплечным баулом, как я понимаю, с ингредиентами для засолки.

Тут я вспомнил о хранящихся в подвале запасах.

- Глаш, у меня с прошлого года куча солений, варений и прочего добра в банках и кадушках. Там сроки годности к краю подходят. Тебе оно не надо? Иначе на компостную кучу всё отправлю. А освободившуюся тару можно помыть и снова в дело пустить.

- Покаж, Вань. – После поверхностного осмотра, эмоциональный фон практичной дамы скакнул на небывалую высоту. Мысленно она уже распродала мои запасы проезжим пассажирам и употребила вырученные денежки с великой пользой для себя и своего семейства. – Ты не выкидывай ничего. Счас я займусь огурцами, завтра заберу отсюда всё лишнее. Варенье можно оставить, если только засахаренное забрать…

- Ну всё, карт-бланш тебе, Глафира.

- Чё? – Ага,