— Мое условие такое: после возвращения из мира Дайтерри — при любом раскладе — я прошу своего Патрона вернуть меня в Солнечный мир. Навсегда. Я знаю, что это возможно.

Лакс задумался. Я знала, что больше всего на свете он хочет избавиться от моего присутствия, как напоминания о том, что я сделала в Снежном мире. Я знала, что подвожу Аргенту, судьба которого теперь и так висела на волоске — ведь, если подтвердится моя вина, накажут не только меня, но и его, как Патрона, как учителя, как опекуна. Но я знала, что я ни в чем не виновата. Аргента найдет себе другого ученика, а мне… Мне уже осточертели эти Патроны, Протеже, миры и Ворота.

Я не собиралась учиться в этой чертовой Школе. Меня трясло от злости и обиды. Если бы Аргента прямо сейчас вывел меня во двор и приставил дуло пистолета к виску, я бы с радостью приняла смерть в этом мире — только чтобы навсегда вернуться домой.

В тот момент я готова была на все.

— Я согласен, — сказал Лакс, и легкость, с которой он это сказал, неожиданно задела меня до глубины души. — В это полнолуние мы постараемся побывать в Дайтерри, так что вернуться ты не сможешь при любом раскладе. Но на следующее твой Патрон тебя вернет. В связи с этим и у меня есть одно условие. Чем бы ни закончилось путешествие, до окончания срока ты будешь учиться в Школе.

Я кивнула. Еще месяц, а потом я вернусь домой.

— Согласна.

— И я даю тебе время передумать. Если в какой-то момент до наступления полнолуния ты решишь остаться — никто не будет против.

Уж ему-то это было нужно меньше всего. Но я не стала ни словом, ни жестом выдавать свои истинные чувства. Я снова кивнула.

— Согласна.

— Теперь можешь идти на свое место.

Я уселась. Глаза Керра ярко светились, когда он повернулся ко мне. Лидилла улыбалась, Малгмар демонстративно почесал ухо, демонстрируя одобрение.

— Ты молодец! Я дважды уверен в том, что виновата эта девчонка, а не ты, — сказал Керр.

— И я тоже, — добавила Лидилла.

— И я, — пробасил Малгмар. — Хотя мне жаль и ту девушку.

— Протеже! — раздался голос Ининджера. — Заседание не окончено. Прошу тишины!

Мы сконфуженно замолчали.

— Таким образом, согласно общему мнению, решение по миру Дайтерри будет принято после полнолуния. Остался последний вопрос, но по нему мы уже приняли решение, — продолжил Ининджер, и голос его звучал все тверже. — Силеяр Прештладжен, прошу выйти сюда.

Яр явно не ожидал такого, развалившись на стуле и доедая бутерброд. С трудом приняв пристойный вид, он поднялся из-за стола, вышел вперед и встал перед троном, бросив на сестру растерянный взгляд, который уловила и я.

— За нарушение правил безопасности при работе в других мирах, нарушение правил безопасности при перемещении в Закрытые миры, — заговорил Ининджер, и лица Патронов напротив словно окаменели. — За нарушение правил безопасности при работе в Дайтерри, а именно, пронос через Ворота и употребление алкогольных напитков, оставление в опасности группы и Патрона сопровождения во время ритуалов повышенной опасности в Закрытом мире ты, Силеяр Прештладжен, лишаешься звания Патрона на два стандартных года. Тебе запрещено перемещаться в другие миры в течение года, а по истечению этого срока — только в сопровождении Патрона.

— С решением согласен, — сказал Лакс.

— Возражений нет, — сверля меня взглядом, высказалась Патрон Прештла.

Яр некоторое время стоял без движения. Я не могла видеть его лица, но видела руки — опущенные по бокам, они беспрестанно сжимались и разжимались. Он медленно закипал. Я видела умоляющий взгляд Силенки, видела, как беззвучно шевелятся ее губы, но Яр не смотрел на сестру, он смотрел на Лакса, подписавшего ему такой суровый приговор. И вот он взорвался.

— Да пошли вы куда подальше со своим Советом и Патронами! — сказал он голосом, превратившимся в рычание от выплеснувшейся наружу злости. — Ты, Ининджер, разве ты не знаешь, что за ледники в этом мире? Нам нужны эти ресурсы, нам нужен этот минерал! Потому вы и держитесь за этот мир, за эту чертову колонию деревьев, которые не знают, что происходит у них под носом! Потому я и пью — чтобы просто не думать, чтобы просто не знать!

Он повернулся к нам, вонзив в меня ошалевший взгляд.

— Да, я не сразу ответил на сигнал, я слишком тогда напился. Но ритуалы дайт никогда не заканчивались побоищем! Никогда! Вы просто не понимаете, что там происходит! Вы просто закрываете на это глаза!

— Уведите его, — бросил Лакс неизвестно откуда взявшимся стражникам.

Сразу несколько вооруженных людей ворвались в зал, подскочили к Яру и скрутили его. Он пинался и кричал.

— Да, давайте, заломите мне руки, как преступнику! А в чем мое преступление? В чем? В том, что выпил немного перед работой? Самим не смешно? Не смешно, Силенка! Сестренка моя правильная, тебе не смешно?

Он вдруг обмяк и перестал сопротивляться. Яра подхватили под руки и потащили прочь. По лицу его катились слезы, но мне не было его жалко.

— Ты мне больше не сестра, Силенка! — закричал он уже у выхода. — Ты предала меня! Ты предала нашу семью ради трона! Ты мне больше не сестра!

Двери захлопнулись.

Все сидели как истуканы. Ининджер опустил голову, словно не в силах был смотреть на происходящее. Силенка, не скрываясь, плакала. Наблюдатели переглядывались, не зная, что делать.

— Заседание окончено, — наконец, устало объявил Лакс, и все зашевелились.

Я дождалась, пока из-за стола выйдут остальные, потом поднялась и направилась к выходу, стараясь не встречаться взглядом с Аргентой и другими Патронами. Лакс и Ининджер покинули зал через ведущую на балкон дверь.

Уже у входа, обернувшись, я увидела, что Силенка осталась в зале одна, закрыв лицо руками и оплакивая брата.

Конечно же, все уже знали, что я решила покинуть Школу, но если те, кто был на заседании, еще как-то пытались понять и принять мой поступок, то другие находили в этом повод для недоумения и даже раздражения. Особенно воодушевилась красавица Бель. Она то и дело отпускала в мой адрес язвительные замечания, демонстративно фыркала, проходя мимо, в общем, вела себя как типичная злая красавица из какого-нибудь дешевого любовного романчика. Я понимала, что, в сущности, все эти реверансы в мою сторону — порождение скверного характера и ничего общего с моим поступком не имеют, но все равно злилась.

В Школе меня теперь сторонились. Ходили слухи, один страннее другого, кто-то даже открыто называл меня убийцей — и неважно, что девушку воскресили. Звучало и имя Аргенты, припоминалось его темное прошлое и Протеже, имена которых канули в Лету. Я стала известной — но эта известность меня не просто не радовала, она мучила меня, заставляла отводить глаза и делать вид, что не слышу шепотка за спиной.