«Я потеряю воспоминания навсегда».

К горлу подступила тошнота. Я упал у корней дерева, и меня вырвало.

Потом рядом оказалась Салли. Она опустилась на колени рядом со мной и прижала к себе.

– Не бойся. Мы не дадим тебе пропасть.

Подошёл Том и положил руку мне на спину. Бриджит приземлилась на плечо и потёрлась о волосы. Я взял голубку в руки и прильнул к ней.

– Я потеряю всё, – выговорил я – на сей раз вслух.

– Нет, – сказал Том. – Мы целую вечность тебя искали. И больше не отпустим.

– Ты слышал, что сказала Сибил?

– Она сказала, что, если ты решишь головоломку и найдёшь детей, воспоминания вернутся. Это ты и сделаешь.

Том бесконечно верил в меня. Я же чувствовал лишь отчаяние.

– Я не могу.

– Можешь, – сказала Салли. – Вообще-то, ты уже начал.

Я не понял, о чём она.

– Ты догадался, что кровавые символы – это слово. Ты решил вернуться на ферму Роберта – и нашёл знак, который все остальные пропустили. И что тогда произошло? Ты вспомнил имена сестёр Тома.

Я уставился на Салли.

– Ты начал искать детей, – сказала Салли, – и воспоминания стали возвращаться. Как и обещали духи. Нужно двигаться дальше.

Мне хотелось ей верить, но по-прежнему не давал покоя вопрос, который я задал Сибил: как я смогу преуспеть, не имея воспоминаний?

У тебя уже есть все нужные инструменты, – проговорил мастер Бенедикт.

Какие инструменты? Я ничего не знаю. Я даже не могу понять, что значит эта кровавая надпись!

А кто может?

Его вопрос заставил меня задуматься. Никто из местных жителей не понял, что символы – это слово. Даже Роулин, знавший всю историю о Белой даме, называл их просто знаками. Я надеялся, что Сибил сумеет разобрать надпись, но и она растерялась, когда я показал ей ткань. Едва ли Сибил солгала в этом. Она ведь и впрямь хотела, чтобы дети нашлись. И раз так – то сказала бы мне, если б смогла прочитать слово.

Между тем Сибил сказала кое-что ещё. «У вас есть всё, что нужно. На самом деле – это просто вы сами. Никто из живущих здесь не умеет делать то, что умеете вы. Подумайте. Вспомните обо всех людях, которых встретили с тех пор, как очнулись. И у вас будет ответ».

Она знала больше, чем сказала мне. И я не мог понять почему.

Никто, живущий здесь, не может сделать то, что могу я… Том решил, что речь шла о головоломках, которые я умею разгадывать, но меня не покидало чувство, что ведунья имела в виду что-то другое.

«Подумайте обо всех людях, которых встретили с тех пор, как очнулись. И у вас будет ответ».

Я последовал её совету.

Итак, был Роберт и его семья, Уиз, Джейн и Кроха. Затем – Уиллоби, его дочь, капитан Хэддок и Роулин. Джон Морроу и Кэт из Крукс-Холлоу. И сама Сибил.

Были ещё, конечно, Том и Салли. Я ведь тоже встретил их после того, как очнулся…

Возможно ли, что кто-то из этих людей связан с исчезновением детей? Это имела в виду Сибил? Но если так – почему просто не сказать мне прямым текстом? Или, ещё лучше, почему бы ей не сделать что-нибудь самой? Если духи леса сумели проклясть меня, почему бы им не проклясть настоящего злодея?

Я покачал головой. Я слишком мало знал о духах и их магии, чтобы понять это.

«Подумайте обо всех людях, которых вы встретили…»

Если не считать того, что все они были местными – кроме Тома, Салли и, возможно, Крохи, – я не видел между ними ничего общего. Никакой связующей нити. Роберт был добрым. Уиз был немым. Уиллоби услужлив и предупредителен. Хэддок – алчный эгоист. И так далее, и так далее. Ничего не приходило в голову.

И нам надо бы двигаться дальше – в буквальном смысле. Вероятно, лучше всего вернуться в Ситон. Там я спрошу Роулина, не знает ли он, кто сумел бы прочитать…

– Ну конечно! – сказал я.

– Что «конечно»? – спросил Том.

Роулин уже дал мне ответ прошлым вечером. «Сходите к баронету Дарси. Раньше он был охотником на ведьм».

– Баронет, – сказал я. – Если он охотился на ведьм, то знает кое-что о колдовстве.

– Скорее всего.

– Так давайте к нему сходим! Его поместье к северу отсюда. Может, он сумеет прочитать эту кровавую надпись. И заодно обеспечит нам ночлег.

Том нахмурился:

– Дом баронета – не постоялый двор. Ты не можешь просто ворваться к нему и потребовать ужин и постель.

– Вообще-то могу. Но не буду. Он сам предложит и ужин, и постель. Даже будет настаивать.

– Почему это?

– Потому что я барон, забыл? Я выше его по статусу.

Роберт был прав: поместье Дарси действительно походило на замок. Дом был окружён толстой каменной стеной высотой в пятнадцать футов. Эта стена знавала лучшие дни: в нескольких местах камень раскрошился, а в двадцати ярдах от железных ворот, увенчанных пиками, и вовсе образовалась дыра. Сами ворота были заперты, и нам пришлось поступить невежливо – воспользоваться дырой, чтобы попасть внутрь.

Темнело, становилось всё холоднее, и я предпочитал извиниться перед баронетом за столь грубое вторжение, нежели замёрзнуть тут насмерть.

Над дверью висели фонари; их оранжевый свет разгонял мрак у входа. На камнях плясали тени. Над нашими головами вздымалась башня. Она была на два этажа выше, чем всё остальное здание; факелы на ней превращали башню в маяк вдалеке от моря и прогоняли от дома мрак наступающей ночи.

Однако было слишком холодно, чтобы любоваться видом, и Том постучал в дверь. Мы подождали. Том постучал снова. На сей раз появился дворецкий. Судя по выражению лица мужчины, мы разбудили его и он отнюдь не был счастлив. Его лицо ещё больше скривилось, когда он окинул нас взглядом – Тома с Крохой на плечах, меня и Салли. Определённо, он решил, что мы бродяги. Правда, в руках у меня была голубка, но не думаю, что это исправило ситуацию.

– Чем я могу вам помочь? – спросил он, всем своим видом давая понять, что помочь не сможет ничем.

– Будьте добры сообщить баронету Дарси, – сказал я, подпустив в голос высокомерия, – что прибыли барон Эшкомб и леди Грейс.

Дворецкий не двинулся с места. Я понимал его сомнения: мы явились нежданными, пешком, без свиты и больше походили на разбойников, чем на аристократов. Я испугался, что он просто прогонит нас прочь. Однако осторожность победила: не так страшно впустить в дом вора, как оскорбить лорда.

– Прошу входить, – сказал дворецкий и впустил нас в тёплый дом.

В холле у меня перехватило дыхание. Он был длиной восемьдесят футов и высотой в три этажа. Роспись на стене под потолком изображала сцену убийства Юлия Цезаря. Сам потолок тоже был богато изукрашен – истинное окно в рай: херувимы и серафимы порхают среди белоснежных пушистых облаков, а над ними Господь восседает на своём сверкающем троне.