– Ну, хватит притворяться, парень, – нахмурился Игорь. – Давай рассказывай, как очутился здесь?

– А, вот вы о чем… Дак как… – Йомантас пожал плечами. – В Плесков вот решил податься… на зиму. Подзаработать, я ведь каменщик.

– Каменщик? – насмешливо хмыкнул князь. – А я-то думал – монах.

– Ах, вы про рясу? Ряса – их. Ну, моих спутников… Эти добрые люди дали, а я… а моя одежда… ее почти всю отобрали разбойники, и вот…

Да уж – вот вам и «поплыл». Задержанный явно валял дурака, не собираясь признаваться ни в чем.

Игорь закусил губу и недобро прищурился: не хочешь говорить? Ну, это мы еще посмотрим…

– Хватит болтать попусту. Ты, может быть, не узнал меня, парень? Так я не гордый, отойду, повернусь к солнышку… Так лучше видно?

Издевательски хмыкнув, Довмонт встал лицом к солнцу, только что выглянувшему из-за плотных серовато-белых облаков. Постоял немного, прикрыв глаза, потом вновь подошел к парню и устало сказал:

– Ты ведь язычник, Йомантас, я знаю. Мало того – языческий жрец. Криве!

– Кунигас! – это слово, казалось, вырвалось наружу помимо воли жреца. Тот просто не сдержался, узнав князя.

Без бороды и усов, верно, сделать это было непросто. Тем более Йомантас видел Игоря уже довольно давно.

– Помнишь Ольгу, Утену, языческий праздник? Как ты заманил нас… Как твой дружок, чертов жрец…

Заходясь гневом, кунигас вытащил меч… Еще немного, и он срубил бы поганую голову молодого жреца одним ударом. Срубил бы, если б не отец Финоген.

Епископ вовремя подхватил Довмонта под локоть:

– Не спеши, княже. Успеешь еще убить.

И в самом деле – особенно-то спешить некуда.

– Благодарствую, отче…

Сунув в ножны добрый, новгородской работы, меч, князь окинул Йомантаса взглядом и спокойно продолжал разговор:

– Кто ты – я уже сказал. И все твои спутники – тоже язычники. Явились вы за моей душой. Ах, Войшелк, Войшелк… все не можешь никак успокоиться. Плохой ты христианин, Войшелк…

Покачав головой, князь обернулся к воинам и махнул рукой:

– Оставьте нас.

Потом перевел взгляд на епископа:

– Отче! Я хочу поговорить с ним наедине.

Понятливый старец ничего не сказал, лишь, уходя, осенил Довмонта-Тимофея крестным знамением.

Князь снова вытащил меч… Йомантас насмешливо улыбнулся и поднял голову к солнцу. Нет, смерти язычники не боятся, смертью язычников не напугать.

Подойдя к стоявшему на коленях жрецу сзади, Довмонт острием меча перерубил стягивающие руки задержанного путы:

– Вставай. Поднимайся же, ну!

Парень поднялся, пошатываясь. Вытянутое лицо его казалось бледным, в глазах бегали желтые солнечные зайчики.

– Ну, узнай же меня! – вскричал, взмолился Игорь. – Я же не только князь, кунигас… ты знаешь! Помнишь Вильнюс, Каунас, Утену… Как ты за нами следил. За мной и Ольгой. Как вышел на меня в социальных сетях, как заманил на жертвенник? Что молчишь? Не помнишь? А я вот помню, да. И не забыл твое имя.

Ни один мускул не дрогнул на лошадином лице жреца! Взгляд Йомантаса был таким же отрешенно пустым, что и раньше.

– Ты был на старой коричневой «Ауди», – не отставал Игорь. – Я твой автомобиль помню…

Слово автомобиль князь машинально заменил на «самобеглая повозка». И вот это-то как раз и проняло молодого жреца! Проняло без шуток, до самого ливера, до самой души, если она вообще есть у язычников.

Услыхав про повозку, Йомантас вздрогнул, посмотрев на Довмонта с таким ужасом, будто князь был не князем, а самим Пикуолисом-Велнясом, жутким правителем подземного мира мертвых, явившимся по душу криве.

– Вижу, ты все же хочешь что-то сказать?

– Кто ты? – облизал пересохшие губы жрец.

– Ты знаешь!

– Не-ет! – вскрикнув, Йомантас закрыл лицо ладонями. – Клянусь всеми богами – нет! Знаю, что ты нальшанский кунигас, видел раньше в Утене… и где-то еще… где – я не знаю. Не знаю, не помню, не-ет!

– А ты вспомни… Гнедая самобеглая повозка… «Ауди», да…

– Я явился убить твою душу! – неожиданно выкрикнул парень. – А потом – убить тебя. Монахи – мои помощники… Я – старший! Я – старший жрец, криве кривейте, наследник великого жреца Будивида. Все! Что ты хочешь еще знать? Зачем тянешь душу?

– Кто вы, я и так давно уже понял, – князь насмешливо скривился и, наконец, убрал меч. – Невелика хитрость. Дураков издалека видать, да. Расскажи мне про будущее! Все, что знаешь.

– Про будущее? – Йомантас побледнел еще больше, хотя, казалось бы, куда уж еще… – Я… я не знаю… Но я вижу сны! Ужасные сны, кунигас. Будто не я, а кто-то другой, живущий в непонятном мире. Там есть повозки, двигающиеся без лошадей, да. И тебя я там тоже видел, теперь вспоминаю! То есть видел не я, а тот, другой… чьими глазами я иногда смотрю во сне.

– И что ты там видишь?

– Я уже сказал. Много всего непонятного, – постепенно успокаиваясь, жрец пригладил растрепанную шевелюру рукою. Сейчас он, похоже, был честен. По крайней мере – судя по виду.

– Это началось с полгода назад, – Йомантас продолжал тихим бесцветным голосом, словно бы разговаривал сам с собою. – Я мчался куда-то… было так страшно, ужасно… Потом я молил богов. Приносил жертвы… даже купил юную девушку-рабыню. Поначалу думал – помогло. Но нет, месяца не прошло – и опять.

– Ты сказал, что видел меня.

– Да. На белой повозке. С очень красивой молодой девой.

– И где я был, что делал?

– Где – не знаю. Кажется – мельница, – вспоминая, жрец прикрыл глаза. – Да, мельница. Водяное колесо, речка, лес… Какая-то непонятная серая дорога. Серая, с белою полосой. Он следил за тобой! Тот, чьими глазами я видел… Еще видел город. Очень непонятный город, чужой…

Полученные от Йомантаса сведения оказались весьма расплывчатыми и отрывочными. Однако стало окончательно ясно: этот молодой жрец и тот Йомантас из будущего связаны меж собой. И, может быть, не только снами…

– Поедешь с нами во Псков, – выслушав, распорядился Довмонт. – Отныне ты мой пленник. Да не переживай – в темнице гноить не стану.

Оставшихся троих язычников князь приказал бы убить… но это было бы не по-христиански. Впрочем, их убрали и без воли Даумантаса-Довмонта. Улучив момент, мужички затеяли свару со стражей, попытались бежать – и были тут же убиты. Двоих закололи мечами и копьями, третьего – самого из них хитрого или быстроногого – достали уже у леса, стрелой.

По возвращении во Псков князь велел держать пленного жреца в кроме. Голодом не морить, ни в чем не примучивать, однако строго следить и, паче того, записывать все сны узника в точности и подробно.