– Воистину такого я еще никогда не видел! Сможешь повторить?

Мы стреляли почти синхронно, и всякий раз его пуля, подправляемая моей, попадала точно в центр.

– Это неправда! – повторял мой друг сквозь смех и продолжал стрелять. – Так не бывает!

Еще некоторое время мое владение баллистрадумом его веселило, но затем Зефир пожелал отложить огнестрельное оружие и взяться за мечи.

– Давай-ка проверим – стал ли ты лучше фехтовать?

Накатываясь, как волна прибоя, и откатываясь назад, он постоянно переходил от дерзкого натиска к непробиваемой защите – и наоборот, раз за разом испытывая меня на прочность, вращаясь вокруг своей оси с невообразимой скоростью и старательно путая ложными выпадами. Весь бой пролетел как вихрь смазанных росчерков стали и закончился лезвием клинка, приставленным к моему горлу. Конец был немного предсказуем, однако я смог некоторое время давать виртуозу отпор, так что не чувствовал себя униженным.

– Превосходно! Сейчас Бо принесет гарпуны, и мы выйдем в море! Ты готов к морской охоте? Добудем себе пищу и съедим ее! Немного примитивно, однако истинный мужчина должен уметь добывать пищу и находить в этом удовольствие!

– Зеф, не стоит, – устало попросил я.

– Хм? Не хочешь рыбы? Тогда вывезу тебя в королевский заказник, поохотимся с соколами!

– Я вижу, что ты делаешь, и я благодарен, но эти старинные забавы не нужны.

Зефир эл’Нариа заложил руки за спину и стал так, спокойный и терпеливый. Феодалу некуда было спешить, он мог распоряжаться своим бесценным временем как хотел, что являлось единственной истинной роскошью в мире. Мой друг не задавал вопросов и не ждал, что я начну изливать ему душу, делясь проблемами, мы так не делаем.

– У тебя когда-нибудь было чувство, что ты стоишь в шаге от переломного момента, после которого все станет вверх тормашками, закрутится, затрещит по швам и останется лишь один путь – вперед?

– Разве у нас есть иные пути? – пожал он плечами.

– Пожалуй, нет.

– Только вперед, только к цели, так и живем. А сейчас, пока ты не сделал этот один шаг, еще можно отступить или остаться неподвижным?

– Нет, нельзя.

– О чем тогда волноваться? – опять пожал он плечами. – Продолжай шагать, пока не достигнешь цели либо пока не умрешь от истощения.

– Все это я и сам понимаю.

– Значит, и сомнений быть не может.

– Меня… меня гложет ощущение, будто история повторяется. Нечто подобное уже происходило, и тогда погибло много разумных существ. Помню, все висело на тонком волоске, я и сам выжил лишь чудом. Все так же, как тогда, только хуже.

– И пускай. Одни говорят, что все меняется, другие твердят, что все повторяется, но лишь одно действительно остается неизменным, Бри, – мы идем вперед, так что всякие мелочи ничего для нас не значат. Ты поплывешь со мной на морскую охоту? Я твердо намерен убить сегодня меч-рыбу.

– Боюсь, мой друг, – улыбка сама выползла на лицо, – я и так злоупотребил твоим гостеприимством. К тому же есть неотложные дела. Скоро возобновится переговорный процесс.

– Что ж, понимаю. Надеюсь увидеть на завтрашней демонстрации все, на что способны ваши армодромы.

Отказавшись от поездки на стимере Зефа, мы добирались до посольства, меняя извозчиков одного за другим. Начинался еще один знойный солнечный день, а по улицам столицы к Фатикурею тянулись бесконечные вереницы верующих.

По прибытии в посольство отчет, составленный викарнами, ждал меня словно по заказу. Также я обнаружил, что лингвисты оперативно закончили полный перевод текста Авидаля Киренейского, посвященного апофеозу Кашешубана. Тратить время впустую не хотелось, так что я решил прочесть оба документа по дороге на восток города, однако мое отбытие замедлил визит из тени.

– Это ты, Симон?

– Да, хозяин, – отозвался демон, глядя на меня желтыми глазами.

– Что-то срочное?

– Не знаю, простите. Мне донесли, что ваш дом в Карилье посетил человек, тот старик, что живет по соседству. Он настаивал, что должен встретиться с вами как можно скорее и что это важно. Мои сородичи проследили за ним, старик вернулся в свой дом, ходит из стороны в сторону и пьет алкоголь.

– Не одно, так другое. Хм, человека его выдержки трудно так разволновать. Ну что ж, все равно по пути. Молодец, что проявил инициативу, ступай.

– Служу.

Так как Адольфа все еще исследовали наши маги и мистики, пришлось взять одного из шоферов-разведчиков и отправиться домой с ним.

Пока «Гаррираз» пробирался по раскаленным, запруженным народом улицам Арадона, я сосредоточенно читал. С донесением Форхафа удалось разделаться быстро, мои догадки подтверждались: в Сиреневом Саду творился фестиваль религиозного мракобесия под видом вселенской панихиды. Паломники, нищие, калеки и прочие страждущие, наводнившие владения церкви, возносили молитвы за упокой души своего понтифика, а тем временем среди них тут и там проповедовал Томаз эл’Мор. Этот тэнкрис обладал столь великим даром проповедника, что после встречи с ним верующие словно наполнялись внутренним светом и начинали смотреть на калеку как на живого святого.

– Сукин сын.

– Хозяин?

– Томаз эл’Мор готовится стать самым молодым великим теогонистом в истории Зильбетантизма. Уверен, это он помог старику отойти в Шелан после нашего с тем разговора. Все это очень плохо для нас кончится.

– Потому что санктуриарх каким-то образом связан с борьбой за сердце Дракона Времени, а мы не знаем, что за цели он преследует.

– Из всех игроков, вступивших в борьбу, он – самая темная лошадка. Одни лишь чудеса, которые он творит… у меня очень скверная гипотеза относительно них. Причем скверная она не потому, что может оказаться ложной, а наоборот – потому что может подтвердиться. Магией он не пользуется, а его Голос нам известен – санктуриарх способен преодолевать силу земного тяготения. Остается только это… Выбор конклава санктуриархов предопределен, новым великим теогонистом станет калека-чудотворец.

Отложив доклад Форхафа, я приступил к изучению перевода и вскоре убедился, что ничего нового в тексте не содержалось. Работа Авидаля Киренейского повествовала о ду-хаса Кашешубане, мифическом герое своего народа, который на заре времен – по версии ду-хаса – пытался вырвать мир из лап темноты, – скорее всего, подразумевалась именно Темнота, – для чего, ни много ни мало, решил выковать из лепестков огня солнце. Да-да, Кашешубан придумал саму концепцию небесного светила.

Раз за разом герой водружал свое яркое творение на небосвод, и раз за разом Темнота пожирала его, потешаясь над бесплодными попытками. Сколько бы раз Кашешубан ни выковывал новое солнце ярче и горячее предыдущего, Темнота проглатывала его, но герой не сдавался и продолжал ковать. Наконец, водрузив на небо самое большое и яркое из всех своих солнц, которое осветило весь мир, Кашешубан уверовал, что достиг цели, что победил, однако триумф его был недолгим. Стоя на вершине горы во вновь опустившейся бесконечной ночи, герой слышал завывание ветров и плач своего народа. Тогда-то его и посетило откровение.