Однако послание художника получилось двусмысленным: с одной стороны, это было назидательное полотно об ужасных последствиях супружеской измены, с другой — произведение, вызывающее сострадание, где неверная жена и ее дети становились фигурами трагическими. «Таймс» обратила внимание, что картину «нелегко понять». «Атенеум» посчитал ее «неприличной». «Нужно провести черту, за которую нельзя заходить в изображении ужасов для публичного и невинного взгляда, и мы полагаем, что мистер Эгг хотя бы одной ногой, но заступил за эту черту». Предоставляя в истории Робинсонов право голоса обеим сторонам, новый суд заступал за ту же самую опасную черту.

1856–1858 годы

В мае 1856 года версия истории в изложении Изабеллы почти умолкает. Дневник обрывается на том моменте, когда его отобрали. Но в ряде писем к Джорджу Комбу в 1858 году она, Эдвард, Генри и леди Дрисдейл говорили о событиях двух лет между открытием Генри и его прошением о разводе. Письма немедленно стали конфиденциальными документами и настойчивыми, предвзятыми мольбами о невиновности их авторов. В ходе переписки Комб принял на себя роль своего рода судьи, морального арбитра в этом деле. Эти неопубликованные письма, хранящиеся в архиве Национальной библиотеки Шотландии, повисают между личной и общественной областями, миром дневника и миром суда. Они открывают, как и почему дело дошло до суда, несмотря на потенциально ужасные последствия для всех заинтересованных сторон.

В июне 1856 года Изабелла оправилась от болезни и вернулась из Франции со своим старшим сыном. Генри отказался пустить ее в семейный дом, поэтому они с Альфредом, которому было теперь пятнадцать лет, недолго пожили на Альбион-стрит, маленькой красивой улице с рядом стандартных домов, к северу от Гайд-парка, а затем переехали на двадцать миль южнее, в коттедж в рыночном городке Рейгейте, в Суррее. В «темноте и одиночестве» двух снятых комнат, писала Изабелла, она погрузилась в «глубокую и непреходящую печаль». Ее изгнали из общества и разлучили с любимыми Отуэем и Стенли. Младших сыновей, говорила она, «оторвали» от нее, когда она лежала измученная недугом. Генри удержал всю мебель и другие вещи, которые она принесла в качестве приданого, равно как и ее дневники, стихи, эссе и корреспонденцию, включавшую и письма к ней Эдварда Лейна.

«Я лишилась всего, — написала она Джорджу Комбу, — но я была беспечна и безрассудна и поэтому заслужила страдание». В течение многих месяцев она находилась «в состоянии, граничащем с безумием, и серьезно размышляла о самоуничтожении». Она говорила, что лишь надежда воссоединиться когда-нибудь с детьми удержала ее от самоубийства.

Осенью она съездила в Мур-парк и рассказала Эдварду, что произошло в Булони, предупредив о намерении Генри мстить: отняв почти все, что было ей дорого, он теперь хотел публично опозорить ее и разрушить семью, которой она восхищалась. И он хотел денег.

Генри ненавидел Эдварда Лейна и завидовал ему, объяснила Комбу Изабелла. «Он решил погубить его, если возможно, прилюдно пообещав закрыть Мур-парк». Также он считал, сказала Изабелла, что, очернив ее имя, сможет удержать большую часть ее собственности и содержать ее как «бедную пенсионерку от своих щедрот». Генри заявил, что собирается выделять ей на жизнь всего сто фунтов в год.

Генри проконсультировался у юристов. Первоначально он планировал подать в суд на Эдварда с требованием возмещения ущерба на основании «преступного разговора» с Изабеллой, которая по закону являлась движимым имуществом своего мужа, но юристы отсоветовали ему затевать процесс немедленно. Предположительно, они сказали, что у него нет шансов выиграть дело, представив в качестве доказательства только дневник, поскольку закон тогда требовал двух свидетелей для подтверждения прелюбодеяния. В декабре 1856 года он нанял бывшего инспектора Чарли Филда для сбора дальнейших свидетельств против жены.

Эдвард по-прежнему управлял водолечебницей в Мур-парке, хотя и страдал от возобновившихся приступов диспепсии. Обнаружив, что агент Генри расспрашивает его слуг, он написал Изабелле. Письмо он послал ей через юриста по имени Грегг[87], бывшего пациента Мур-парка, и Изабелла ответила таким же образом. Такая система скрывала переписку между этой парой, маскируя обмен посланиями, адресованными или написанными третьим лицом, и таким образом избегая, например, внимания любопытных слуг или вопросов жены или тещи. Эдвард надеялся утаить эту историю от Мэри и леди Дрисдейл. Для обсуждения ситуации он договорился с Изабеллой о встрече.

Эдвард и Изабелла подозревали, что Генри собирается добиваться постановления суда о раздельном проживании супругов. Изабелла заверила Эдварда, что, если Генри подаст иск о раздельном проживании, она признает себя виновной в прелюбодеянии. Таким способом она избавляла Эдварда от вовлечения в это дело, сохраняя в тайне его участие в данной истории. Последними обращенными к ней словами Эдварда, как она позднее написала, стали: пусть «будет, что будет, ему следует знать, что он пострадал несправедливо». Являясь автором уличающего дневника, Изабелла соглашалась, что вина полностью лежит на ней.

Ни Эдвард, ни Изабелла не ожидали, что Генри потребует полного развода — в рамках существовавшей тогда системы это было чрезвычайно сложно и дорого. Обманутый муж должен был получить право на раздельное проживание в епископальном суде Коллегии юристов по гражданским делам в Лондоне, возмещение ущерба в Суде королевской скамьи[88], а затем добиться частного закона парламента о расторжении брака. Стоимость могла дойти до нескольких тысяч фунтов. Между 1670 и 1857 годами только триста двадцать пять таких разводов было оформлено, в среднем меньше двух в год.

Однако с начала 1850-х парламент обсуждал вопрос об изменении этого закона таким образом, чтобы облегчить данную процедуру, сделать ее дешевле, последовательнее и прозрачнее. Это повлекло бы за собой передачу власти из церковного суда при Коллегии юристов по гражданским делам в Лондоне — названном Диккенсом «мирным, сонным и усыпляющим, старомодным, позабытым временем собранием, происходящим словно в тесном семейном кругу»[89]— новому светскому суду. Адвокаты Генри посоветовали ему следующее: если он добьется раздельного проживания в существующем церковном суде, то у него будут прекрасные шансы получить полный развод в случае создания парламентом гражданского суда.

В апреле Генри подал прошение об официальном раздельном проживании с женой, и в конце месяца Изабеллу вызвали в суд.

* * *