— Но вы же не думаете, сеньора, что мне подобает танцевать так скоро после смерти моего отца?

— Я не думаю, что вам подобает хандрить в своей комнате, — ответила донья Беатриса. — Мы сошьем вам новое платье. Ничто так не отвлекает от грустных мыслей, как новое платье, поверьте мне. Однако я полагаю, вам пока не следует носить яркие цвета. Прекрасно подойдет бархат.

— Я не собираюсь на бал, — повторила Доминика.

— Или белоснежная тафта, — продолжала донья Беатриса. — Нам нужно все обдумать.

— Тетя!

— Что, дитя мое? Как, вы все еще сверкаете на меня глазами? Я нахожу, что это очень нелюбезно с вашей стороны. Окажите мне услугу, явившись на бал, и не будем больше об этом говорить.

— Мне очень жаль, сеньора, что вы считаете меня неразумной, — высокомерно произнесла Доминика. — Но если я подчинюсь вам в этом, вы будете ожидать, что я подчинюсь и в… других вопросах.

— Таких, как брак, — кивнула ее тетка. — Но это ничего не изменит, моя дорогая. Будете ли вы на балу или нет, я все равно не откажусь от мысли выдать вас замуж. Вы же не думаете, что при моей лени приятно заботиться о племяннице.

— Тогда найдите мне другого претендента! — вспыхнула Доминика.

Донья Беатриса взялась за свой веер.

— Я считала, что вы умнее, — заметила она. — Зачем же нам нужен другой претендент на вашу руку?

Карие глаза сурово взглянули на донью Беатрису.

— Короче говоря, тетя, вам нужно мое состояние! Наконец-то вы признали это!

— Разумеется, дитя мое. А вы что предполагали? — безмятежно ответила донья Беатриса. — Мы находимся в прискорбно стесненных обстоятельствах, и вы для нас — просто дар небес.

Доминика оглядела роскошно обставленную комнату.

— Ваша нищета не бросается в глаза, сеньора.

— Конечно, — согласилась донья Беатриса. — Все мы сохраняем приличный вид, но покажите мне такого человека, который бы не был беден, несмотря на показную роскошь!

— Я полагаю, — резко сказала Доминика, — что Испания — отвратительная страна, а люди здесь испорченны!

— Очень испорченны, — поддержала ее донья Доминика. — Безнравственный век. Я помню, во времена моей молодости испанская дама была образцом приличия. Сейчас все иначе, но гораздо забавнее. Мы становимся притчей во языцех.

— Удивительно, сеньора, что вас это забавляет.

— Быть притчей во языцех? Какая разница! Что до нашей испорченности, то чего вы хотите, если король не допускает своих грандов к государственным делам и поощряет их проматывать состояния? — Она пожала плечами. — Я наблюдаю, и меня это забавляет.

— Возможно, — сказала Доминика. — Однако вы готовы отвлечься от этой забавы, чтобы заняться ужасным планом моего замужества. Но я не выйду за кузена. Никогда! Вы увидите, сеньора, что я не бросаю слов на ветер.

— Моя дорогая, я в этом не сомневаюсь. Вы очаровательная девушка, к тому же неглупая. Но если вы вздумаете померяться со мной умом, то непременно проиграете.

— Когда вы увидите, сеньора, что победила я…

Ее тетка поднялась.

— Тогда я буду относиться к вам с большим уважением, моя дорогая. Итак, бархат и ваши жемчуга. Я этим займусь.

В конце концов Доминика сдалась, но причиной тому было не только чувство долга. Поведение тетки приводило ее в замешательство. Эта спокойная, улыбающаяся дама пугала ее: с ней было невозможно бороться. Доминика догадывалась, что ее появление в свете нужно для того, чтобы прекратились разговоры, будто Карвальо держат племянницу взаперти вопреки ее воле. Существовал еще дядя по материнской линии, некий Мигель де Тобар, у которого было два сына подходящего возраста и который вполне мог тоже строить планы, касающиеся Доминики. Эти претенденты были ей столь же неприятны, как дон Диего, но она подумала, что можно попытаться стравить Тобара с Карвальо. Доминика принялась размышлять, плетя свои собственные сети. Да, она боится доньи Беатрисы, но, несмотря на это, с большим удовольствием попытается с ней сразиться. Она поднесла у губам палец и нахмурилась. Тактические соображения вынуждают ее покончить с уединением. Придется выйти в свет и поискать избавителя. Тобаром можно воспользоваться, чтобы спугнуть Карвальо, но не более того — ей было совершенно ни к чему, чтобы дело зашло слишком далеко. У нее имелись письма от дяди, разумеется, довольно сдержанные, но достаточно ясно изъявлявшие его готовность устремиться к ней по первому зову.

Ну что же, конец хандре. Доминика быстро поднялась, слегка тряхнула головой, как будто сбрасывая узду. Она пойдет на этот бал, но танцевать не будет. Она наденет то, что ей предложат, и покажет, что она является жертвой тирании.

Однако бархат, банты, кружева, расшитые жемчугами, и фасон корсажа не могут оставить равнодушной молодую девушку, так что, когда портные принялись за дело, Доминика отказалась от позы мученицы и вмешалась. Вырез должен быть такой формы, юбку нужно шить из этого шелка, а воротник следует украсить хрусталиками. Она изводила портных и посылала свою служанку — не Марию, которая покинула ее, выйдя замуж за молодого, подававшего надежды грума, а женщину постарше, молчаливую, с кислым выражением лица — за каким-то особым кружевом.

Когда наступил назначенный день, донья Доминика втайне радовалась, что будет на балу. Девушка не может вечно лить слезы, и, по правде говоря, ей изрядно наскучило уединение. Доминике нравилось новое платье, жемчуга великолепно выглядели на стройной шее, а волосы, покрытые серебряной сеткой, были причесаны именно так, как ей хотелось. Правда, жаль, что щеки были бледны, но она наотрез отказалась от румян тетушки; пусть все светские сплетники увидят, что она бледна и измучена, и сделают какие им угодно выводы. Она также ни под каким видом не согласилась принять прелестный веер из розовых перьев, присланный ей кузеном с поклонами.

— Этот пустячок, — сказала Доминика весьма высокомерно, — этот веер, который мне вовсе не нравится, вы можете взять себе, Кармелита, если хотите. Мне он не нужен.

— Сеньорита, этот веер — подарок дона Диего, — напомнила ей старая Кармелита.

— Вот как? — Доминика взяла его и повертела в руках. — Он мне не нравится. Возьмите его, если хотите, или отдайте своей племяннице. — Она отбросила веер, больше не желая о нем говорить.

Вскоре Доминика спустилась вниз — ледяная статуя с обреченным видом мученицы. В большом зале она увидела свою тетку, рядом с которой стоял дон Родригес.

Он хотел взять Доминику за руку и погладить. Он всегда испытывал в ее присутствии смутное беспокойство. Ее большие глаза смотрели слишком прямо, и она никогда не пыталась прийти ему на помощь. Девушка считала его жалким созданием и соответственно презирала. Если уж он разыгрывает роль негодяя — пусть делает это смело, а не юлит! Негодяй, остававшийся мужчиной, раздражал бы ее меньше, чем этот человек, которому приходилось быть негодяем наперекор своей мягкой натуре.