В каком бы году ни родился Владимир-Дмитрий, вовсе не обязательно с его появлением на свет связывать строительство дворцового храма Всеволода. Великий князь владимирский в любое время имел весомую причину для возведения церкви во имя св. Димитрия: Всеволод Юрьевич сам был крещен в его честь. Статья «А се князи Русьстии», находящаяся в рукописи Археографической комиссии перед комиссионным списком

Новгородской первой летописи, прямо связывает появление Дмитриевского собора с крестильным именем его основателя: «.Всеволод постави церковь камену на своемъ дворѣ святого Дмитрия, въ свое имя»[268].

Традиционную датировку Дмитриевского собора (1193/1194-1197) пересмотрела историк архитектуры и краевед Т. П. Тимофеева. По ее аргументации, строительство храма могло начаться около 1188 г., после выполнения основных работ, которых потребовало обновление Успенского собора, а завершилось в 1191 г., согласно упомянутому Летописцу[269]. С новой датировкой согласился ряд специалистов, дополнив доводы коллеги собственной аргументацией[270].

Такая последовательность действий князя-храмоздателя представляется вполне резонной. Значительные события в истории русских земель всегда отмечались возведением церквей. В планах Всеволода Юрьевича следующим шагом за примирением с Волжской Булгарией в 1183 г. неизбежно должна была явиться закладка храма. И совершенно логично, что новый собор он посвятил своему небесному покровителю. Но прежде чем начинать строительство нового, надлежало восстановить утраченное. 18 апреля 1184 г. пожар во Владимире уничтожил едва ли не все постройки; сгорели 32 церкви; пришел в аварийное состояние белокаменный Успенский собор (возможно, еще до пожара[271], но огонь усугубил ситуацию). В городе в этот день воцарилось пекло – спасти не удалось даже то, что успели вынести из храма и княжьего терема на двор: церковную утварь, облачения, праздничные паволоки, иконы, книги… – «все огнь взя безъ оутеча»[272].

Укрепленный, обстроенный галереями и заново расписанный, главный собор Владимира был освящен в 1188 г., 14 августа, накануне своего престольного праздника – Успения Пресвятой Богородицы[273]. Однако наиболее трудоемкие работы могли завершиться раньше. И высвободившиеся ресурсы князь тотчас направил на строительство нового храма.

Из двух сообщений Лаврентьевской летописи о реликвиях Димитрия Солунского следует, что «гробную доску» доставили во Владимир позже «сорочки». Действительно, в статье, описывающейсобытия 1196/1197 г., «сорочка» не упоминается, говорится лишь о «гробной доске», а в посмертной похвале Всеволоду сказано, что он принес и поставил в церкви «доску гробную» св. Димитрия и тут же положил «сорочку того ж мученика», то есть подразумевается, что «сорочка» и прежде была в распоряжении князя, а теперь обрела новое место хранения.

Разумеется, слова летописца о том, что Всеволод «принесъ доску гробную изъ Селуня», нельзя понимать буквально. Речь идет, вероятно, об инициативе, исходившей от князя, об отправке им посольства в «Греческое царство». Путь из Владимира в Фессалонику и обратно занимал не менее полугода. Все лето и часть осени 1196 г. Всеволод провел в походе, но он не покидал пределов Руси. Мог ли он в иное время участвовать лично в перемещении во Владимир некоторых других солунских святынь? Т. П. Тимофеева допускает такую возможность. «Замысел создать во Владимирском княжестве новый реликварий вмч. Димитрия, покровителя визант[ийского] двора, превратив Владимир во вторую Фессалонику, мог созреть у кн. Всеволода задолго до вокняжения во Владимире – во время его пребывания в период изгнания (1162 – приблизительно до 1169) в Константинополе, при дворе имп. Мануила Комнина. В 1148–1149 гг. император перевез из базилики в Фессалонике в константинопольский монастырь Пантократора часть святынь вмч. Димитрия, а в 1158–1160 гг. послал неск[олько] солунских святынь в дар прп. кн. Евфросинии Полоцкой. Как имп[ераторское] благословение перед возвращением на родину мог получить святыни вмч. Димитрия из солунской базилики и кн. Всеволод»[274].

Допущение спорное. Для Руси возвращающийся из ссылки 14-летний Всеволод Юрьевич – вчерашний изгнанник, лишенный княжения в родной земле и вряд ли рассчитывающий на значимый стол в других землях. Какому русскому властителю и для какого храма могли быть переданы со Всеволодом бесценные солунские святыни? Андрею Боголюбскому, который его сослал? В ту пору в подвластном Андрею Суздале действовал Дмитриевский Печерский монастырь с церковью во имя Димитрия Солунского (впервые суздальское подворье Киево-Печерского монастыря и церковь св. Димитрия упоминаются в летописи под 1096 г.[275]). Но Всеволод направлялся отнюдь не в Суздаль: как показали дальнейшие события[276], он ехал в Южную Русь, к братьям Глебу и Михалку.

Монастырь, посвященный св. Димитрию, действовал прежде и в Киеве – эту родовую обитель основал между 1054 и 1062 гг. киевский князь Изяслав Ярославич, в крещении Дмитрий[277]. В 1108 г. на территории Дмитриевского монастыря сын Изяслава Святополк, названный в крещении Михаилом, заложил собор во имя архангела Михаила, небесного покровителя Киева и своего патрона, – первый златоглавый храм Руси[278]. Не позже 1113 г. стены Михайловского Златоверхого собора были покрыты фресками и мозаичными полотнами. На одной из мозаик предстал в облачении воина св. Димитрий[279]. В 1128 г. киевский Дмитриевский монастырь перешел в ведение Киево-Печерского, а церковь св. Димитрия была наречена именем св. Петра. Прежнее название обители представлялось теперь неуместным, и монастырь стал именоваться Михайловским – по самому значительному своему собору[280].