После хлипких аплодисментов он зажал ее в углу крохотной гримерной. Запах шелка, атласа, кринолинов и пудры был резким, забивающим все остальные. Она хихикала, когда он задирал ее юбки...

— Мы и не знали, что у него там заначка. Просто пришли забрать пленки, а нашли кучу всего в его комнате и взяли себе. Оказалось, это вся его заначка была. Он нам больше двух сотен отвалил, чтобы мы вернули, — хороший навар. - Билл понял, что Марк рассказывает об очередной комбинации. Он скользнул из рассуждений о банальном мире электронных кодов в слегка будоражащий мир дна Пула.

— И что, — Билл прикурил «Регал» от зажигалки, которую теперь постоянно держал в руке, зажимая между ладонью и рулем, — ты себе-то героина взял?

— Господи, нет конечно! Я этим не балуюсь! Травы курнуть можно, спидами закинуться, если есть, — пожалуйста, но я не хочу крышей поехать. Видел я, что эта срань с людьми делает.

Билл ухмыльнулся про себя. Чем еще героиновая зависимость могла навредить парню? Заставить бросить еще одну семью? Заставить врать больше, чем сейчас? Сделать его еще более самодовольным и менее склонным к размышлениям мелким воришкой? Билл сомневался в этом.

Они уже проехали Перт и по длинной долине направлялись к Глениглзу и Стирлингу. Здесь было еще зелено, и щетина собранных посевов ловила каждый луч солнца, выглядывавшего иногда из-за облаков. Холмы все дальше отодвигались от дороги, и фермы были все чище, все ухоженнее, все показушнее. Изменившийся ландшафт смягчил атмосферу в машине; картинки домашнего уюта, пролетавшие за окном, напомнили и Биллу, и Марку о тех странных пактах, которые они заключили с жизнью. Биллу хотелось выпить.

Он мог представить себе — вполне отчетливо — уровень виски в автомобильной бутылке. Хотел остановиться, отлить и затем глотнуть хорошенько. Забить воспоминания, которые выползли наружу в ходе изучения Марка. Но теперь Билл вообще не доверял Марку. Он не чувствовал бы себя в безопасности, оставив машину с включенным мотором, пока сам мочился на краю дороги. Он во всех деталях мог представить звук захлопывающейся за спиной двери, звук вращающихся и выбрасывающих гравий колес. Его собственные мученические крики, когда он повернется и побежит за машиной, с еще изливающимся членом, хотя сам он уже полностью охвачен чувством потери — машины и всего остального. И он даже не застрахован на случай угона. Билл действительно сейчас ненавидел Марка. Ненавидел его за то, каким тот был жалким — и в то же время представляющим угрозу.

У дороги возник пятачок-парковка. Билл нажал на тормоз, лениво повернул руль. Машина застыла. Билл достал бутылку «кэмпбеллтауна» из футляра медицинских журналов. Отвернул пробку, сделал глубокий глоток и передал Марку, который с опасением взглянул на него, отпил и отдал бутылку обратно.

— А мусора тебя не беспокоят? — спросил он.

— Беспокоят, конечно, — ответил Билл раздраженно. — Как и всех. Но это последняя перед Глазго — не хочу рисковать и идти с ними на конфликт.

Он проверил зеркало заднего вида и боковые, лениво повернул руль направо, затем вдавил педаль газа в пол, словно поршень огромного 300-кубового шприца. Машина дернулась и выехала на середину дороги. Билл почувствовал, как переполненный недоверием мочевой пузырь проталкивает свое ядовитое содержимое к его тазу. Он поддался этому чувству. Лучше отвлечь пассажира чем-нибудь еще.

— Так что планируешь с этим своим друганом делать в Глазго?

— Не знаю, ничего особенного. И уж точно жрать вискарь не будем. — Он ухмыльнулся Биллу печальной, как он думал, улыбкой. — Скорее уж по пиву вдарим. Друган мой сейчас на больничном. Но у меня есть пара фунтов, я обещал ему развлечь его немного. Все как обычно. Пара банок дома. Потом в паб. Потом с собой возьмем; затем гонки...

— Гонки?

— Ну-у, не совсем гонки. Это просто такое у нас развлечение — мы всегда это делаем, когда я в Глазго оказываюсь. Мой друган... у него есть старые машинки фирмы «Тонка», знаешь?

— Ага.

— Не маленькие — джипы и все такое, а здоровые, на которых дети могут сидеть и отталкиваться ногами. Ну, знаешь, экскаваторы и все такое?

— Ага.

— Ну так вот, когда мы доходим до кондиции, мы их достаем. Две — экскаватор и мусоровоз, но всегда спорим, кому какая достанется. Мусоровоз быстрее, но у него колесо ущербное — на скорости отваливается. Короче, мы их достаем и устраиваем гонки по Сочихолл-стрит. Знаешь Сочихолл-стрит?

— Ага.

— Ну тогда знаешь, что там хороший, длинный уклон есть — в самый раз. Ну, знаешь, вроде трамплина. Короче, ржачное дело. Народ из паба выходит, болеют за нас; а если один из нас въедет в кого, всегда разборка бывает. Весело, в общем — полный улет.

Марку это явно придало сил — ожидание пьяной гонки сидя на машинках, из которых он давно уже вырос. Он широко открыл глаза, так что Билл мог разглядеть их желтую окаемку. Он раззявил свою ухмылку; его кислое дыхание окутывало машину. Билл закурил последний из запасенных косяков и сделал глубокую затяжку отдающим цветами дымом. Марк все еще был полон энтузиазма, но молчание Билла относительно гонок на машинках «Тонка» явно его нервировало.

Наконец Билл заговорил:

— Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков, — сказал он.

— Чего?

— Ну помнишь такое? Или ты слишком молодой для этого? Рекламный слоган для игрушек «Тонка». Реклама по телику - песочница, и барабанный бой за кадром — тамтамы, наверное — и разные машинки «Тонка» въезжают в кадр, сами по себе. Никаких водителей, ни больших, ни маленьких. Потом дробь доходит вроде как до пика, когда один из джипов перекатывается по песку, и голос за кадром говорит: «Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков!», таким жутко зычным тоном — помнишь?

— Не, не припоминаю что-то, — сказал Марк подавленно.

Наверное, подумал Билл, не стоило мне рассказывать эту историю, а может, он просто стыдится того, что не знает, что такое «зычный». Они ехали в тишине, передавая друг другу косяк.

Они покидали Данблейн с его зелеными холмами, когда дождь, до этого ограничивавшийся периодическими вспышками активности, полил вовсю. Пока Билл гнал большой седан по шоссе М9, вокруг них упал почти непроницаемый занавес осадков. Мир исчез, растворившись в водном мареве. Билл придвинулся поближе к стеклу и изо всех сил сконцентрировался на езде. Воды на дороге было столько, что любой внезапный удар по тормозам мог превратить машину в акваплан. И трава, которая в ясную погоду никогда ему не мешала — казалось, покрыла его мозг слоем смазки, так что неудачная мысль могла обернуться психологическим аквапланом. Он еще несколько раз попытался завязать разговор с Марком, задать еще несколько вкрадчивых вопросов, но автостопщик замолк. Историей про игрушки «Тонка» он выложился полностью. Или это, или — мысль об этом оказалась для Билла особенно неприятной — Марк начал понимать, насколько его выпотрошили, сколько Билл ухитрился вытянуть из него, не дав ничего взамен.