Мыш — даже не гражданка. Её официально не существует, но даже если бы была, то ни хрена бы это не значило, Эмма всё равно бы её убила, чтобы смыть позор общения с рэтчедом. Не в открытую, а потом, исподтишка, выследив. У нас тут не Нижний мир, а всё намного жестче в некоторых местах. В очень темных, не выставляемых на всеобщее обозрение, местах. Она, эта стоящая передо мной женщина, чуть-чуть, едва заметно, покачивающаяся на своих тонких каблуках, презирает сейчас всех. Оргара, общавшегося с Мышью, следователя, разговаривающего с ней прямо сейчас, меня, укрывшего её в своем доме.

Такие дела. Что бы разум там не твердил — инстинкты сильнее. Как это терпят? Ну… как? Если у вас есть чрезвычайно квалифицированный работник, который может занять должность на несколько десятков, а то и сотен лет, вы ему многое простите. Вон у нас, вампиров, такое прощают… А почему нет? Сколько нас? Не помню, но где-то тысячи три максимум, из них почти все живут в своих зонах ответственности, держа лишь дистанционную связь, ну и раз в пять лет посещая Управление для проверки психотерапевтом, а заодно и навещая Короля в его мире. А сколько жителей в Срединных мирах и сколько этих миров всего? Никто не считал, но даже учитывая невысокий уровень развития этих самых миров, я могу уверенно заявить, что речь идёт о десятках миллиардов живых существ.

К тому же у нас существует целая Партия Волка — вампиры-Блюстители, питающиеся только преступниками. Воры, казнокрады, коррупционеры, торговцы дурью и детьми, всё такое. У меня когда-то было сильное желание к ним присоединиться, но лень взяла своё. И правильно. Кровь-то я бы не пил…

Размашистый удар рукой с выпущенными когтями целил мне в живот, Эмма явно поняла, что я, как это иногда бывает, заблудился в собственных мыслях. Не говоря ей о том, что это была ловушка для некоей едва стоящей на ногах полудемонессы, я отшатнулся, тыкая ей в лицо на расстоянии вытянутой руки ладонь с начертанным на ней знаком из своей любимой тауматургии.

«Слабость».

— Сволочь!! — выдохнула Старри, получившая проклятие прямо в приоткрытый рот, — Фво… лофь…

— А как с тобой иначе? — грустно спросил я её, продолжая проклинать раз за разом, — В лицо ударю — не простишь. В живот пну — не простишь. За хвост дёрну — совсем не простишь.

— Я… ф-фебя… и фак… — Эмму жутко вело,

— Нет, так ты просто побесишься, как обычно, и все. Извини, Эмма, убивать начальство не в моем стиле. Вон, видишь, уже бегут санитары. С носилочками.

— Вфы…

— Ты просто плохо соображаешь после восстановления. Ну кто отпустит еле оправившуюся директора Отдела Блюстителей шляться по Управлению без присмотра?

— Не-на…ви…фу…

— Знаю… — грустно сказал я, наблюдая, как Эмму сноровисто пакуют на носилки, аккуратно укладывая крылья с хвостом, — Все знают.

Слабость — это благословение для разумного. Если ты слабак, то тебе по пути со всеми другими слабаками, к какой бы расе или виду они бы не принадлежали. Вместе вы можете всё. Сильные же всегда одиноки. У них есть сила, когти, магия, божественная мощь, еще какая-нибудь ерунда, которой они обзавелись еще тысячи лет назад и которой хватало по сей день. Мы, слабаки… нам всегда недостаточно. Мы выточим из чугуна полый шар, засыпем порохом и бросим его с тлеющей тряпкой в красиво скачущего сильного рыцаря. А еще через триста лет мы изобретем ядерную бомбу.

Поэтому да, я — слабак, и я звучу гордо!

— Только привяжите её покрепче, пожалуйста! — трусливым голосом прошу я уносящих наше полудемоническое сокровище санитаров.

Лицемерие? Это тоже оружие!

— Хотя нет, я с вами! «Слабость», «слабость», «слабость»…

Это была стратегическая ошибка, потому что, проникнув на территорию госпиталя на верхних этажах здания, я не получил зарядки своего нового Кровавика, упустив, к тому же, стопроцентную возможность пополнить его у снабженцев — меня поймала Ульяна.

— Конрад! — радостная гоблинша напала с объятиями наголо на мою ногу, — Тебя Оргар вызывает! Как… ффууу! Всю ночь с гоблиншей жмыхался, гад!

— Ну вот еще громче заори… — проворчал я, тряся ногой, — Слезь уже, народ смотрит. Тоже мне, унюхала.

— Ладно-ладно! Но тебе срочно к шефу! Немедленно, он сказал!

— Иду…

Награда нашла героя. Старри долечивается? Будь добр разгрести хотя бы часть её завалов, раз уж справился раньше. Не волнуйся, твою подопечную проводят назад. Что-то надо домашним передать? А то, Конрад, ты сегодня задержишься…

— Да, надо! Телефон секретариата Старри! — рявкнул я обозленно на самого хитрожопого из минотавров города, — У меня соседка пропала, её ищут!

— Кто ищет? — удивленно моргнул Оргар Волл-третий, — Весь криминал по тебе тут же оказывается у меня на столе с высшим грифом срочности!

— Там нет криминала, она просто ушла из дому… — проворчал я, отворачиваясь от начальника.

— Так кто ищет, Конрад⁈ — эта корова мужского пола еще и последовательна, — Кто её может искать, если ты заявку не кидал, а сам здесь сидишь?

— Рэтчеды.

— … ты самый хитрожопый из всех вампиров…

Вот и поговорили.

Припершись домой в третьем часу ночи и полюбовавшись на подавленного Шегги, молча сидящего в зале у телефона, я поплелся к себе, жестами отгоняя лучащуюся любопытством и небольшой тревогой Алису. Та, хоть и отогналась, но явно затаила, так что утром принялась травить меня какими-то мелочными вопросами, которые мой невыспавшийся мозг не замечал. Зато заметил сонную Мыш, плетущуюся к горячему чайнику в режиме автонаведения. Полурэтчед была пристойно одета в майку и шорты, но это, как оказалось, спасало только в случае компактных девушек, у которых достоинства одежду не распирают. Тут они только этим и были заняты.

Отчетливый хрюк зависти, изданный Алисой, был мной неумно (а может и наоборот) дополнен смертельно опасным аргументом «вспомни, какой-ты была человеком». С одной стороны, это прогнало надоеду, а с другой — меня начала терзать проснувшаяся хвостатая, которой внезапно до зарезу стало интересно, чего там у Тарасовой было в прошлом. Выкрутился, поведав Мыши страшную тайну о том, кем Алиса была в прошлой жизни, от чего та и унеслась, тряся своими сиськами, мучить вопросами уже нашу рыжулю.

Вот так Шеггарду Скорчвуду и предоставилась возможность присесть мне на уши.

— Конрад, — пробасил он, встав в дверном проеме невыспавшейся статуей.

—