лучше ни одной (чего никогда не было!) Последние дни у нас перегорело все электричество, писала как Д<митрий> И<ванович> при свече, в дыму гаснущей печки. Но все это — но и это пройдет (Соломонов перстень)[403].

Впервые — Новый журнал. 1978. С. 197 198. СС-7. С. 447-448. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 36–37.

75-33. В.В. Рудневу

<Около 16 ноября 1933 г.>[404]

                         Милый Вадим Викторович,

Наконец конец.

Вписку про глаз — прилагаю[405].

Мой сын Мур учится в *cole secondaire de Clamart[406], в 9 кл<ассе> за плату 75 руб<лей> в месяц. Если нужно будет свидетельство от директора — пришлю. Платить мне невмоготу, а переехать в Булонь (русск<ая> гимназия) не могла по той же причине. Надеюсь — будущей осенью. Вообще — надеюсь.(??)

Всего доброго

                                       МЦ.

P.S У меня есть две квитанции за его учение: Октябрь и Ноябрь.

Впервые — Новый журнал. 1978. С. 198. СС-7. С. 448. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 37.

76-33. В.Н. Буниной

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

20-го ноября 1933 г.

                         Милая Вера,

Ваше письмо такое, каким я его ждала, — я Вас знаю изнутри себя: той жизни, того строя чувств. Вы мне напомнили Блока, когда он узнал, что у него родился сын (оказавшийся потом сыном Петра Семеновича Когана, но это неважно: он верил)[407]. Вот его слова, которые я собственными глазами читала: — «Узнав, не обрадовался, а глубоко* — задумался…»[408]

А что Вы лучше одна, чем когда Вы с другими — Вера, как я Вас в этом узнаю, и в этом узнаю! У меня была такая запись: «Когда я одна — я не одна, когда не-одна — одна», т. е. как самая брошенная собака, не вообще-брошенная (тут-то ей и хорошо!), а к волкам брошенная. А м<ожет> б<ыть> я* — волк, а они собаки, скорей даже так, но дело не в названии, а в розни.

А Вы, Вера, не волк, Вы — кроткий овец (мне кто-то рассказывал, что Вы все время читаете Жития Святых, — м<ожет> б<ыть> врут? А если не врут — хорошо: гора, утро, чистота линий, души, глаз, — и вечная книга…) Все лучшие люди, которых я знала: Блок, Рильке, Борис Пастернак, моя сестра Ася — были кроткие. Сложно-кроткие. Как когда-то Волконский сказал о музыке (и пространстве, кажется)

                          ПОБЕДА ПУТЕМ ОТКАЗА[409]

А природное, рожденное овечье состояние я — мало ценю. (Начав с коз, перешла к овцам!)

_____

Итак, скоро увидимся? Радуюсь.

Хотела бы, Вера, долгий вечер наедине как в письме. Но Вас люди съедят. Знайте, что на дорогах жизни я всегда уступаю дорогу.

_____

Честолюбия? Не «мало», а никакого. Пустое место, нет, — все места заполнены иным. Всё льстит моему сердцу, ничто — моему самолюбию. Да. по-моему, честолюбия и нет: есть властолюбие (Наполеон), а, еще выше, le divin orgueil[410] (моё слово — и моё чувство), т е. окончательное уединение, упокоение.

И вот, замечаю, что ненавижу всё, что -любие: самолюбие, честолюбие, властолюбие, сластолюбие, человеколюбие — всякое по-иному, но все — равно*. Люблю любовь, Вера, а не любие. (Даже боголюбия не выношу: сразу религиозно-философские собрания, где всё, что угодно, кроме Бога и любви.)

_____

Об Иловайском пока получила следующий гадательный отзыв Руднева: «Боюсь, что Вы вновь (???) отступаете от той реалистической манеры (???), которой написан Волошин». Но покровительствующая мне Евгения Ивановна уже заронила словечко у Г<оспо>жи Фондаминской[411] (мы незнакомы) и, кажется, (между нами) Дедушку проведут целиком. Я над ним дико старалась и потеряла на нем (1 * месяца поправок) около пятисот фр<анков> на трех фельетонах в Последних Новостях.

Кое-что, думая о Вас и об Оле, смягчила. Напр<имер>, сначала было (А<лександра> А<лександровна>) — «Она, сильно говоря, конечно была отравительницей колодца их молодости», — стало: огорчительницей (курсивом).

_____

Ну, вот.

Теперь во весь опор пишу Лесного Царя, двух Лесных Царей — Гёте и Жуковского[412]. Совершенно разные вещи и каждая — в отца.

И в тот же весь опор сейчас мчусь за Муром в школу. Он Вам понравится, хотя целиком дитя своего века, который нам не нравится.

_____

Орден[413] отослан в субботу, думала, что Вы уже в Париже и что — разминетесь, но кто-то сказал, что Вы задержались.

Обнимаю Вас и Gl*ck auf![414] И — Muth zum Gl*ck![415] Во всяком случае — Muth! (Рифма — gut[416]).

                                       МЦ.

<Приписка на полях:>

Из ляписа-лазури (ордена) в древности делали краску ультрамарин.

Впервые — НП. С. 449–452. СС-7. С. 261–262. Печ. по СС-7.

77-33. А.А. Тесковой

France

Clamart (Seine)

10, Rue Lasare Carnot

24-го ноября 1933 г.

                         Дорогая Анна Антоновна,

Наконец — письмо!

Пишу Вам в передышку между двумя рукописями: «Дом у Старого Пимена» — семейная хроника дома Иловайских (историк Иловайский — Вы наверное знаете? Мой отец был первым браком женат на его дочери, я не ее дочь) очень мрачная и правдивая история: дом, где все умирали, кроме старика, — вещь может быть пойдет в Совр<еменных> Записках[417], пишу стало быть в перерыв между «Старым Пименом» и «Лесным Царем»[418] (попытка разгадки Гёте). На помещение последней вещи мало надежды: кто сейчас, в эмиграции, интересуется Лесным Царем (Erlk*nig) и даже Гёте! Я, которую так долго травили за «современность» стихов — теперь вечно слышу упреки в