– Но как же тебя угораздило? Вляпался по самое не могу…

– Что, все так плохо? – мрачно спросил он.

– Да хуже некуда. – Алла нервно закурила сигарету и стала быстро затягиваться. – Я, конечно, наняла лучшего адвоката. Но, сам понимаешь, адвокат не всесилен. Тебе все равно назначат большой срок, что бы он ни делал. Нужно решать вопрос как-то иначе.

– Как? – усмехнулся Максим с набитым ртом.

– Я поговорила с дядей Владом… Он обещал подумать. Еще кое с кем из своих знакомых поговорила… Дед твой тоже все свои связи задействовал. Вот если бы еще отец…

– А что – отец? – не понял он.

– Если бы Илья помог… У него ведь много влиятельных знакомых. Его последний покупатель – депутат Госдумы. Среди бывших одноклассников, опять же, много больших людей.

– Так попроси его помочь мне! – Макс вымазывал хлебным мякишем опустевшую тарелку.

Алла опустила глаза:

– Меня он не послушается. Мы с ним поругались… Придется тебе самому.

На шум открывшейся входной двери Илья даже не вышел.

– Может, его дома нет? – предположил Максим.

Алла покачала головой:

– Он дома. Вон куртка висит, вон ботинки стоят… В мастерской торчит, не иначе. Иди к нему.

– Сейчас? Прям так сразу? Дай сначала хоть переодеться и душ принять.

– Душ еще успеется. А времени у нас в обрез, счет идет на часы.

Макс тяжело вздохнул и потащился на второй этаж, в студию. Робко постучался, отчего дверь подалась вперед. В нос сразу ударил странный запах – пахло алкоголем и лекарствами.

Отец сидел у окна, глядя куда-то вдаль.

– Папа, я к тебе, – помялся у дверей Максим. – Поговорить надо.

Тот вздрогнул, повернулся на голос и долго смотрел на сына, о чем-то думая. Затем наконец бросил:

– Ну, давай поговорим. Садись.

Максим пристроился на краешек дивана. Илья смотрел на него с каким-то удивлением, точно видел его первый раз в жизни. Макс расценил это как недоумение по поводу причины прихода и тут же перешел к делу.

– Пап, помоги мне! Пожалуйста! Мне срок шьют! Ты же можешь! У тебя же есть связи!

Вопросительный взгляд сменился пренебрежением. Илья словно потух. Потерев ладонями колени, он встал и прошелся по комнате, отчеканивая слово за словом:

– Я предполагал, что ты об этом попросишь, и заранее думал об ответе. Я не стану это делать, Максим! Не буду ни о чем просить ни Славу, ни кого-либо еще. Я даже не надеюсь, что ты меня сейчас поймешь. Может быть, потом, гораздо позже, когда повзрослеешь и осознаешь, что натворил. Возможно, я не прав, но у меня внутри ощущение, что я должен так поступить, и прежде всего ради тебя.

Максим стоял, как громом пораженный, а отец говорил дальше:

– Я хочу, чтобы ты понял одну вещь. С одной стороны, ты – мой сын, и я должен всегда оказывать тебе поддержку. Но я никогда не буду способствовать твоему моральному разложению, я сделаю все, чтобы ты одумался и стал хорошим человеком. Просто помни, что я тебя люблю, несмотря ни на что.

– Любишь – и отправляешь на зону?

– Да. – Илья на миг задумался, закрыв ладонями нос и подбородок, затем продолжил: – Именно потому, что люблю, отказываю. Ты меня не понимаешь, я вижу. Сейчас для тебя важно – не попасть в тюрьму, избежать заслуженного наказания, и ты не можешь заглянуть вперед и понять, что правильнее принять это, заслужить прощение. В твоих глазах я – сволочь, предатель, но если я сделаю иначе, ты никогда ничему не научишься. А моя задача – именно научить. Иначе нам придется водить тебя за ручку всю жизнь. Тебе надо повзрослеть, поумнеть, Максим, понять многие вещи, научиться справляться с трудностями. Ведь отчего произошла эта трагедия? От страха жизни. От страха, что женщина может отказать. Ты не готов к этому, и тебе проще действовать силой. А как должна себя чувствовать мама этой девочки? Она в одночасье потеряла все, что у нее есть в жизни. И почему я должен тебя спасать? Ты ее убил, так почему же ты должен остаться на свободе?

– Я не убивал ее! – с болью закричал Максим. – Она сама сделала это! Я вообще ни в чем не виноват…

– Ты совершил преступление, тяжелое преступление. – Отец его даже не слушал. – За такое во многих цивилизациях, во многих культурах карали крайне жестоко. А почему? Потому что это угроза всему роду, поступок за гранью морали. При тяжелых условиях жизни, когда всем постоянно угрожала опасность, самым важным было сохранить род. Все понимали, что честь женщины – это самое святое, она дает новую жизнь. Поэтому такие люди, как ты, считались выродками, браком, мусором.

– Пап, мне крышка, понимаешь? Если не ты, то больше никто… – На глаза сына навернулись слезы. – Ты ведь ничего не знаешь! Я сам не понимаю, как это произошло, я ничего не помню! Я пьяный был!

– И что, ты считаешь, это тебя оправдывает? – холодно спросил отец.

Максим отрицательно покачал головой.

– Мне интересно, чего ты ждал? Что Аня забудет об этом маленьком, совершенно незначительном инциденте и все будет по-старому? – допрашивал его отец. – Твои обычные знакомые вертихвостки, наверное, так и поступают? Алкоголь настолько застил тебе мозги?

Максиму нечего было сказать.

– Так что я не буду никого ни о чем просить, – повторил Илья. – Я удивлен, что ты вырос таким. В этом есть моя вина, и я готов нести за это ответственность. Я готов помочь тебе исправить ошибки, но не готов становиться твоим соучастником. Ее родители требуют, чтобы вас судили по всей строгости, и они имеют на это право.

– Их права для тебя важнее моих?

Отец с болью посмотрел на него и отвернулся к окну, проговорив напоследок:

– Мне иногда стыдно, что ты мой сын, честно.

– Ах вот как? – заорал Макс. – Тогда иди к черту! Ты даже не хочешь выслушать меня, понять, посочувствовать – не то что помочь! Вместо того чтобы встать на мою сторону, ты от меня отказываешься! Ну так и я от тебя отказываюсь! Я больше не желаю тебя знать, ты мне не отец с этой минуты! Пропади ты пропадом!

Он вылетел из мастерской, чуть не сбив на лестнице маму – Алла не удержалась от того, чтобы не подслушать разговор за дверью. Она вошла в студию и вдруг закричала:

– Максимка, скорее, скорее! Звони «ноль-три», вызывай «неотложку»!

* * *

После того как отца увезли в больницу, Макс долго сидел на своей кровати, опустив лицо в ладони. На душе было так похабно – как будто его, как щенка, выкинули за дверь. В общем, жутко было – хотелось выть, рвать на себе волосы, хотелось кричать, орать изо всех сил. Мама села рядом и стала гладить его, как маленького ребенка. И тут Максима прорвало, слезы потекли градом, рыдания душили, он уткнулся лицом в ее юбку и плакал, а она все гладила и гладила его по голове. Мама молчала и, только когда он успокоился, прошептала: