– Обещаю, сегодня ночью ты забудешь обо всем, – наклонившись к моему лицу, прошептал капитан. Я молча кивнула. Мне так хотелось все забыть!

Дальнейшее живо напоминало дурной сон. Надо отдать должное Леше – он так старался! Он гладил меня по рукам, пока мои онемевшие пальцы не начали потихоньку гнуться. Затем осторожно расстегнул мою блузку, аккуратно снял ее и даже ухитрился бросить не на пол, а точно на спинку стоявшего рядом с кроватью стула. Нежно поглаживая меня по ногам, он стянул с меня длинную юбку, ловким движением руки отправил ее куда-то вдаль. Интересно, попала юбка на тот же стул, или на сей раз капитан промахнулся, равнодушно подумала я. Но у меня не было сил даже повернуть голову набок, и я лишь вяло подивилась той чуши, которая лезет мне в голову этой ночью. Леша возобновил ласки, его губы щекотали мою шею, спускаясь все ниже… Я полусидела на кровати, прислонившись к широкой деревянной спинке, даже не пытаясь хоть как-нибудь реагировать на его действия и не чувствуя ничего, кроме приятного тепла от его рук и легкой щекотки в области шеи. Леша ласкал меня дальше, его ласки становились все более бурными, дыхание все убыстрялось… Он рывком опрокинул меня на кровать, подложил руку под мою талию, сам прилег сбоку… Я продолжала изображать Спящую красавицу. Да что же со мной такое? Почему я не могу хотя бы напоследок расслабиться и получить удовольствие? Я зажмурилась, и перед моим мысленным взором тут же возникли широко раскрытые глаза мертвой Алены. Нет, я не стану сегодня о ней думать! Я буду думать только об этом мужчине, который сейчас лежит рядом со мной.

Ох, какой же он горячий! Возможно, это и есть большая любовь всей моей жизни. Он полюбит меня, сделает предложение руки и сердца, а потом будет беречь и защищать всю оставшуюся жизнь. Недолго ему придется трудиться, подумала я и чуть было не расхохоталась в голос. Можно сказать, всего сутки осталось промучиться бедняге. А потом он закроет меня своей не слишком широкой грудью от снайпера, и тот пристрелит нас обоих. «И одною пулей он убил обоих, и бродил по берегу в тоске…» Похоже, я схожу с ума. Капитан уже снял с меня трусики, пыхтя, стянул с себя тугие джинсы, на мгновение исчез с кровати, уже голый, вновь вернулся ко мне в постель и явно был близок к финишу, а я все видела широко раскрытые глаза Алены, аккуратную дырочку в ее лбу, лица угрюмых парней, а в ушах звучал суровый мужской голос: «Ей уже хорошо!» И я внезапно заплакала. Слезы текли все сильнее, превращаясь из тоненького ручейка в настоящий водопад и постепенно переходя в судорожные рыдания. Несчастный Леша, отпрянув, приподнялся на локте и с ужасом посмотрел на меня:

– Я сделал тебе больно?

Дикая фраза, которую я раньше встречала только в плохих женских романах, внезапно развеселила меня так, что я, не прекращая плакать, начала хохотать. Хохот становился все громче, в дверь испуганно стучала мама, а я все хохотала и хохотала, катаясь по кровати и сгибаясь пополам от жуткой боли в животе. Нет, конечно же, мне надо стонать от радости! Меня убьют через двое суток, небольшой щелчок – и я уже никогда не буду чувствовать боли. Все классно, мне совершенно незачем волноваться!

Приступ истерики длился долго. Леша так и не решился привести меня в чувство хорошей оплеухой, вместо этого по-армейски быстро оделся и выбежал из комнаты. Ему на смену вбежала мамочка и, чуть не плача, бросилась ко мне с криком:

– Полечка, солнышко, что с тобой?

Ох, где вы, мои незаурядные актерские способности? Не признаваться же мамочке, что ее единственную любимую доченьку вот-вот пристрелят, как бродячую собаку? Я кое-как справилась с рыданиями и проскулила:

– Мама, он… женат!

Бедная мамочка вздохнула с облегчением, села рядом со мной на кровать и принялась утешать меня, ласково поглаживая по голове. Она говорила о том, что на этом плюгавеньком менте мир клином не сошелся, будет у меня еще другой мужчина, умный, добрый и холостой. Ну да, с оптическим прицелом, хорошим зрением и крепкими нервами, подумала я. Тем не менее хоть слезы все еще текли из моих глаз, истерика, похоже, медленно отступала. Ей на смену пришло нечто вроде бешеной ярости: нет, врешь, я так просто не сдамся! Я буду бороться за свою жизнь! У меня все еще впереди, и я не допущу, чтобы вот эта неудачная «ночь любви» стала предпоследней моей ночью!

Вдохновленная этой мыслью, я вскочила с кровати и начала одеваться. Мамочка с изумлением наблюдала за тем, как я застегиваю блузку не на те пуговицы и пытаюсь натянуть через голову узкую юбку, не расстегнув «молнию» сбоку. Она робко протянула мне домашний мохеровый халат, но халат я с победным кличем отбросила в сторону и продолжила сражаться с юбкой. Не могу точно ответить на вопрос, куда я, собственно, этой ночью собиралась пойти, но душа рвалась в бой, и адреналин в крови трубил победный марш. Лишь выбежав в коридор и схватив было в руки осенний плащ, я наконец остановилась: в самом деле, куда это я собралась? Не иначе затмение какое-то нашло… Под непрерывные причитания мамы я вернулась в спальню, задумчиво поглядела на отброшенный в пылу сборов халат, но на переодевание сил уже не осталось. Тут очень кстати вернулся Леша с бутылкой «Хеннесси» в руках. Мамочка заохала: где можно купить коньяк в половине первого ночи, когда уже в десять вечера алкоголь приличным людям не продают? Капитан усмехнулся и ответил, что милиции алкоголь продают в любое время дня и ночи. Пить мне вовсе не хотелось, но капитан совместно с мамочкой буквально силой влили мне в рот две рюмки, и, до смерти измученная своими переживаниями, я, не раздеваясь, прилегла на кровать и тут же уснула.

Наутро, проснувшись, я обнаружила себя валяющейся в постели прямо на одеяле, одетой в изрядно помятую блузку и здорово порванную юбку, небольшой разрез на боку которой теперь доходил до пояса. В комнате я была в полном одиночестве: никаких признаков того, что в моей девичьей спальне ночевал мужчина, не наблюдалось. Приподнявшись на кровати, я окликнула было маму, но в ответ не раздалось ни звука. Вздохнув, я потерла висок и тут наконец вспомнила вчерашнюю неудачную попытку расслабиться перед смертью. При мысли о неведомом стрелке в груди вместо страха вновь поднялась волна гнева: сволочь, во что меня превратили его угрозы! Я вышла на кухню, убедилась, что мамы дома нет, вернулась в спальню, накинула халат, умылась и пошла на кухню завтракать. Уминая второй бутерброд с ветчиной, я порадовалась, что ночные переживания не отбили у меня аппетита. Значит, все не так плохо, врагу не удалось меня деморализовать окончательно, мы еще повоюем! О том, что будет со мной этой ночью, я старалась даже не думать. Ладно, почувствую приближение очередной истерики, приму снотворное. Да, не забыть бы его купить днем в аптеке.

Я успела позавтракать, одеться и даже навести марафет, когда капитан наконец позвонил:

– Я сейчас приеду и дам тебе подробные инструкции на завтра.

– Леша, я хочу увидеть сегодня Антона.

– Какого Антона? – не врубился капитан.

– Того самого. Который Тане Протченко угрожал.

– Антона Дутикова? Что ж, можешь на него посмотреть, получишь эстетическое удовольствие.